— О боже мой! — вскрикнул он в восторге, — если б только был виноват, я бы не смел, кажется, и взглянуть на нее после этого! Посмотрите, посмотрите! — кричал он, обращаясь ко мне, — вот: она считает меня виноватым; все против меня, все видимости против меня! Я пять дней не езжу! Есть слухи, что я у невесты, — и что ж? Она уж прощает меня! Она уж говорит: «Дай руку, и кончено!» Наташа, голубчик мой, ангел мой, ангел мой! Я
не виноват, и ты знай это! Я не виноват ни настолечко! Напротив! Напротив!
— Могу ль я винить, — отвечал он с горьким чувством, — когда сам всему причиной и во всем виноват? Это я довел тебя до такого гнева, а ты в гневе и его обвинила, потому что хотела меня оправдать; ты меня всегда оправдываешь, а я не стою того. Надо было сыскать виноватого, вот ты и подумала, что он. А он, право, право,
не виноват! — воскликнул Алеша, одушевляясь. — И с тем ли он приезжал сюда! Того ли ожидал!
Неточные совпадения
— Да, Ваня, — спросил вдруг старик, как будто опомнившись, — уж
не был ли болен? Что долго
не ходил? Я
виноват перед тобой: давно хотел тебя навестить, да все как-то того… — И он опять задумался.
Она тотчас же угадает, что он
виноват, но
не покажет и вида, никогда
не заговорит об этом первая, ничего
не выпытывает, напротив, тотчас же удвоит к нему свои ласки, станет нежнее, веселее, — и это
не была какая-нибудь игра или обдуманная хитрость с ее стороны.
Не оправдываю себя; может быть, я более
виноват перед ним, чем сколько полагал до сих пор.
— Мы с вами встречались, это правда, — отвечал я, принимая его руку, — но,
виноват,
не помню, чтоб мы с вами знакомились.
—
Виноват, забыл. Но, уверяю вас, в этот раз
не забуду. Этот вечер для меня особенно памятен.
И она с яростию накинулась на свое несчастное платьице. В один миг она изорвала его чуть
не в клочки. Когда она кончила, она была так бледна, что едва стояла на месте. Я с удивлением смотрел на такое ожесточение. Она же смотрела на меня каким-то вызывающим взглядом, как будто и я был тоже в чем-нибудь
виноват перед нею. Но я уже знал, что мне делать.
— Я начал о моем ветренике, — продолжал князь, — я видел его только одну минуту и то на улице, когда он садился ехать к графине Зинаиде Федоровне. Он ужасно спешил и, представьте, даже
не хотел встать, чтоб войти со мной в комнаты после четырех дней разлуки. И, кажется, я в том
виноват, Наталья Николаевна, что он теперь
не у вас и что мы пришли прежде него; я воспользовался случаем, и так как сам
не мог быть сегодня у графини, то дал ему одно поручение. Но он явится сию минуту.
— Но так увлекаться невозможно, тут что-нибудь да есть, и только что он приедет, я заставлю его объяснить это дело. Но более всего меня удивляет, что вы как будто и меня в чем-то обвиняете, тогда как меня даже здесь и
не было. А впрочем, Наталья Николаевна, я вижу, вы на него очень сердитесь, — и это понятно! Вы имеете на то все права, и… и… разумеется, я первый
виноват, ну хоть потому только, что я первый подвернулся;
не правда ли? — продолжал он, обращаясь ко мне с раздражительною усмешкою.
— Позвольте, Наталья Николаевна, — продолжал он с достоинством, — соглашаюсь, что я
виноват, но только в том, что уехал на другой день после нашего знакомства, так что вы, при некоторой мнительности, которую я замечаю в вашем характере, уже успели изменить обо мне ваше мнение, тем более что тому способствовали обстоятельства.
Не уезжал бы я — вы бы меня узнали лучше, да и Алеша
не ветреничал бы под моим надзором. Сегодня же вы услышите, что я наговорю ему.
— Наташа, во всем
виноват я,
не обвиняй его. Это грешно и ужасно!
Вот что, мой ангел, я тебе расскажу теперь: были мы раз с тобой в ссоре,
не помню за что; я был
виноват.
Я
не совсем
виноват, потому что люблю тебя в тысячу раз больше всего на свете и потому выдумал новую мысль: открыться во всем Кате и немедленно рассказать ей все наше теперешнее положение и все, что вчера было.
— Ах, боже мой, вот вы и обиделись. Впрочем, сами же вы позволили мне говорить с вами дружелюбно. Но,
виноват, я ничем еще
не заслужил вашей дружбы. Вино порядочное. Попробуйте.
Заключу же так: вы меня обвиняете в пороке, разврате, безнравственности, а я, может быть, только тем и
виноват теперь, что откровеннеедругих и больше ничего; что
не утаиваю того, что другие скрывают даже от самих себя, как сказал я прежде…
Впрочем,
не беспокойтесь, — прибавил он с насмешливою улыбкой, — я сказал «
виноват», но ведь я вовсе
не прошу прощения.
— Вся надежда на вас, — говорил он мне, сходя вниз. — Друг мой, Ваня! Я перед тобой
виноват и никогда
не мог заслужить твоей любви, но будь мне до конца братом: люби ее,
не оставляй ее, пиши мне обо всем как можно подробнее и мельче, как можно мельче пиши, чтоб больше уписалось. Послезавтра я здесь опять, непременно, непременно! Но потом, когда я уеду, пиши!
— Никакой шум и драки у меня не буль, господин капитэн, — затараторила она вдруг, точно горох просыпали, с крепким немецким акцентом, хотя и бойко по-русски, — и никакой, никакой шкандаль, а они пришоль пьян, и это я все расскажит, господин капитэн, а я
не виноват… у меня благородный дом, господин капитэн, и благородное обращение, господин капитэн, и я всегда, всегда сама не хотель никакой шкандаль.
Неточные совпадения
Он больше
виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по целым дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а
не чаем. За что ж я… Вот новость!
Скотинин. Смотри ж,
не отпирайся, чтоб я в сердцах с одного разу
не вышиб из тебя духу. Тут уж руки
не подставишь. Мой грех.
Виноват Богу и государю. Смотри,
не клепли ж и на себя, чтоб напрасных побой
не принять.
«Если
не я, то кто же
виноват в этом?» невольно подумал он, отыскивая виновника этих страданий, чтобы наказать его; но виновника
не было.
— Ну полно, Саша,
не сердись! — сказал он ей, робко и нежно улыбаясь. — Ты была виновата. Я был
виноват. Я всё устрою. — И, помирившись с женой, он надел оливковое с бархатным воротничком пальто и шляпу и пошел в студию. Удавшаяся фигура уже была забыта им. Теперь его радовало и волновало посещение его студии этими важными Русскими, приехавшими в коляске.
Виноват не я, — сказал он себе, — но она.