Неточные совпадения
Уверяли, что Николай Сергеич, разгадав характер молодого князя, имел намерение употребить все недостатки его в свою пользу; что дочь его Наташа (которой уже было тогда семнадцать лет) сумела влюбить в себя двадцатилетнего юношу; что и отец и мать этой любви покровительствовали, хотя и
делали вид, что ничего не замечают; что хитрая и «безнравственная» Наташа околдовала, наконец, совершенно молодого человека, не видавшего в целый год, ее стараниями, почти ни одной настоящей благородной девицы, которых
так много зреет в почтенных домах соседних помещиков.
— Ну, ну, хорошо, хорошо! Я ведь
так, спроста говорю. Генерал не генерал, а пойдемте-ка ужинать. Ах ты чувствительная! — прибавил он, потрепав свою Наташу по раскрасневшейся щечке, что любил
делать при всяком удобном случае, — я, вот видишь ли, Ваня, любя говорил. Ну, хоть и не генерал (далеко до генерала!), а все-таки известное лицо, сочинитель!
Ну, положим, хоть и писатель; а я вот что хотел сказать: камергером, конечно, не
сделают за то, что роман сочинил; об этом и думать нечего; а все-таки можно в люди пройти; ну сделаться каким-нибудь там атташе.
— Обещал, все обещал. Он ведь для того меня и зовет теперь, чтоб завтра же обвенчаться потихоньку, за городом; да ведь он не знает, что
делает. Он, может быть, как и венчаются-то, не знает. И какой он муж! Смешно, право. А женится,
так несчастлив будет, попрекать начнет… Не хочу я, чтоб он когда-нибудь в чем-нибудь попрекнул меня. Все ему отдам, а он мне пускай ничего. Что ж, коль он несчастлив будет от женитьбы, зачем же его несчастным
делать?
Наташа сказала правду: он мог бы
сделать и дурной поступок, принужденный к тому чьим-нибудь сильным влиянием; но, сознав последствия
такого поступка, я думаю, он бы умер от раскаяния.
Что это я
такое сделала! — вскричала она вдруг, точно опомнившись, и, вся задрожав от ужаса, закрыла лицо руками.
— Непременно; что ж ему останется
делать? То есть он, разумеется, проклянет меня сначала; я даже в этом уверен. Он уж
такой; и
такой со мной строгий. Пожалуй, еще будет кому-нибудь жаловаться, употребит, одним словом, отцовскую власть… Но ведь все это не серьезно. Он меня любит без памяти; посердится и простит. Тогда все помирятся, и все мы будем счастливы. Ее отец тоже.
Мне что девочка? и не нужна;
так, для утехи… чтоб голос чей-нибудь детский слышать… а впрочем, по правде, я ведь для старухи это
делаю; ей же веселее будет, чем с одним со мной.
— А ты не верь! — перебила старушка. — Что за очаровательная? Для вас, щелкоперов, всякая очаровательная, только бы юбка болталась. А что Наташа ее хвалит,
так это она по благородству души
делает. Не умеет она удержать его, все ему прощает, а сама страдает. Сколько уж раз он ей изменял! Злодеи жестокосердые! А на меня, Иван Петрович, просто ужас находит. Гордость всех обуяла. Смирил бы хоть мой-то себя, простил бы ее, мою голубку, да и привел бы сюда. Обняла б ее, посмотрела б на нее! Похудела она?
—
Так неужели ж никогда, никогда не кончится этот ужасный раздор! — вскричал я грустно. — Неужели ж ты до того горда, что не хочешь
сделать первый шаг! Он за тобою; ты должна его первая
сделать. Может быть, отец только того и ждет, чтоб простить тебя… Он отец; он обижен тобою! Уважь его гордость; она законна, она естественна! Ты должна это
сделать. Попробуй, и он простит тебя без всяких условий.
— Довольно бы того хоть увидать, а там я бы и сама угадала. Послушай: я ведь
так глупа стала; хожу-хожу здесь, все одна, все одна, — все думаю; мысли как какой-то вихрь,
так тяжело! Я и выдумала, Ваня: нельзя ли тебе с ней познакомиться? Ведь графиня (тогда ты сам рассказывал) хвалила твой роман; ты ведь ходишь иногда на вечера к князю Р***; она там бывает.
Сделай, чтоб тебя ей там представили. А то, пожалуй, и Алеша мог бы тебя с ней познакомить. Вот ты бы мне все и рассказал про нее.
— Ну,
так вот — что мне
делать, думаю? — продолжал Алеша, — ну как против него пойти?
И все это я
сделал, один я, через свою собственную хитрость,
так что отец только руки расставил!..
Несмотря на все это, она с огромным влиянием в свете,
так что даже граф Наинский, le superbe [гордец (франц.)], у ней antichambre [является на поклон (франц.)]
делает.
—
Так только-то и случилось с тобой, что ты карьеру у княгини
сделал? В этом и вся хитрость? — спросила Наташа.
— Что вы
делаете? как смеете вы
так обращаться с бедной сиротой! — вскричал я, хватая эту фурию за руку.
— Позвольте спросить, — начал я, — что
такое здесь эта девочка и что
делает с ней эта гадкая баба? Не думайте, пожалуйста, что я из простого любопытства расспрашиваю. Эту девочку я встречал и по одному обстоятельству очень ею интересуюсь.
— А коль интересуетесь,
так вы бы лучше ее к себе взяли али место какое ей нашли, чем ей тут пропадать, — проговорила как бы нехотя женщина,
делая движение уйти от меня.
Я вышел из этого дома в раздумье и в глубоком волнении.
Сделать я ничего не мог, но чувствовал, что мне тяжело оставить все это
так. Некоторые слова гробовщицы особенно меня возмутили. Тут скрывалось какое-то нехорошее дело: я это предчувствовал.
Я тебе скажу,
такой плут, что в глазах у тебя будет фальшивую бумажку
делать, а ты хоть и видел, а все-таки ему ее разменяешь.
— А по росту меньше. Ну,
так она и
сделает. Коли надо, скажет одиннадцать, а то пятнадцать. И
так как у бедняжки ни защиты, ни семейства, то…
— Так-то люди
делают! — заревел во все горло Маслобоев, — а еще к Дюссо приглашает!
—
Так; давно, как-то мельком слышал, к одному делу приходилось. Ведь я уже говорил тебе, что знаю князя Валковского. Это ты хорошо
делаешь, что хочешь отправить ее к тем старикам. А то стеснит она тебя только. Да вот еще что: ей нужен какой-нибудь вид. Об этом не беспокойся; на себя беру. Прощай, заходи чаще. Что она теперь, спит?
И она с яростию накинулась на свое несчастное платьице. В один миг она изорвала его чуть не в клочки. Когда она кончила, она была
так бледна, что едва стояла на месте. Я с удивлением смотрел на
такое ожесточение. Она же смотрела на меня каким-то вызывающим взглядом, как будто и я был тоже в чем-нибудь виноват перед нею. Но я уже знал, что мне
делать.
— А то
такое, что и не знаю, что с ней
делать, — продолжала Мавра, разводя руками. — Вчера еще было меня к нему посылала, да два раза с дороги воротила. А сегодня
так уж и со мной говорить не хочет. Хоть бы ты его повидал. Я уж и отойти от нее не смею.
Так как вечером во вторник ваш отец сам просил Наташу
сделать вам честь быть вашей женою, вы же этой просьбе были рады, чему я свидетелем, то, согласитесь сами, ваше поведение в настоящем случае несколько странно.
— То есть
сделаете, что он мною начнет тяготиться. Невозможно, чтоб, при вашем уме, вы вправду думали, что
такое средство мне поможет.
И в среду, уезжая, ты тоже
сделал несколько каких-то намеков на наше теперешнее положение, сказал и о ней — не оскорбительно, напротив, но как-то не
так, как бы я хотел слышать от тебя, как-то слишком легко, как-то без любви, без
такого уважения к ней…
— Вы
так и
сделали, — продолжала она, не останавливаясь на крик Алеши, — но — и тут опять та же, прежняя история!
— Я говорю, — настойчиво перебила Наташа, — вы спросили себя в тот вечер: «Что теперь
делать?» — и решили: позволить ему жениться на мне, не в самом деле, а только
так, на словах,чтоб только его успокоить. Срок свадьбы, думали вы, можно отдалять сколько угодно; а между тем новая любовь началась; вы это заметили. И вот на этом-то начале новой любви вы все и основали.
— Что ж
делать,
так надо было, Нелли.
Я попросил его вперед
так не
делать, а лучше прямо предуведомить. Впрочем, это объяснение меня не совсем удовлетворило.
— Ради бога, поедемте! Что же со мной-то вы
сделаете? Ведь я вас ждал полтора часа!.. Притом же мне с вами
так надо,
так надо поговорить — вы понимаете о чем? Вы все это дело знаете лучше меня… Мы, может быть, решим что-нибудь, остановимся на чем-нибудь, подумайте! Ради бога, не отказывайте.
—
Так я и всегда
делаю, — перебила она, очевидно спеша как можно больше наговориться со мною, — как только я в чем смущаюсь, сейчас спрошу свое сердце, и коль оно спокойно, то и я спокойна.
Так и всегда надо поступать. И я потому с вами говорю
так совершенно откровенно, как будто сама с собою, что, во-первых, вы прекрасный человек, и я знаю вашу прежнюю историю с Наташей до Алеши, и я плакала, когда слушала.
Нечего было тут прибавлять. Я молчал, и мне самому хотелось заплакать, смотря на нее,
так, от любви какой-то. Что за милый был это ребенок! Я уж не спрашивал ее, почему она считает себя способною
сделать счастье Алеши.
— Но вы ошибаетесь, князь; если я не хожу в
так называемый вами «высший круг», то это потому, что там, во-первых, скучно, а во-вторых, нечего
делать! Но и, наконец, я все-таки бываю…
Это я
сделал, когда романтизировал, хотел быть благодетелем человечества, филантропическое общество основать… в
такую тогда колею попал.
Это я скверно
делаю, но я теперь
так хочу.
Говорят,
так и
сделал какой-то дурак.
Нет, мой друг: если вы истинный человеколюбец, то пожелайте всем умным людям
такого же вкуса, как у меня, даже и с грязнотцой, иначе ведь умному человеку скоро нечего будет
делать на свете и останутся одни только дураки.
Как вспомню я, что чуть не комплименты ей
делал, тогда вечером, что она была
так великодушна и бескорыстна, что не вышла за него замуж; желал бы я знать, как бы она вышла!
Так было и теперь:
сделав над собой чрезвычайное усилие, чтоб выговорить мне что-то, и догадавшись, что я не понимаю, она протянула свою ручонку и начала отирать мои слезы, потом обхватила мою шею, нагнула меня к себе и поцеловала.
— Да что ж?.. За что же? Ведь я ей ничего
такого не
сделала.
«Потом стала жаловаться, что у ней голова болит, заплакала и
так разрыдалась, что уж я и не знала, что с нею
делать, — прибавила Александра Семеновна.
— Ну,
так пусть она отошлет свою служанку, а я ей буду служить. Все буду ей
делать и ничего с нее не возьму; я любить ее буду и кушанье буду варить. Вы
так и скажите ей сегодня.
Я еще не успел выбежать на улицу, не успел сообразить, что и как теперь
делать, как вдруг увидел, что у наших ворот останавливаются дрожки и с дрожек сходит Александра Семеновна, ведя за руку Нелли. Она крепко держала ее, точно боялась, чтоб она не убежала другой раз. Я
так и бросился к ним.
Да, Ваня, дня не проживу без нее, я это чувствую, да! и потому мы решили немедленно с ней обвенчаться; а
так как до отъезда нельзя этого
сделать, потому что теперь великий пост и венчать не станут, то уж по приезде моем, а это будет к первому июня.
— Ну,
так вот как ты
сделай, — сказала, вдруг оживляясь, Наташа, — ведь графиня останется хоть сколько-нибудь в Москве?
— Катя, мне кажется, может его
сделать счастливым, — продолжала она. — Она с характером и говорит, как будто
такая убежденная, и с ним она
такая серьезная, важная, — все об умных вещах говорит, точно большая. А сама-то, сама-то — настоящий ребенок! Милочка, милочка! О! пусть они будут счастливы! Пусть, пусть, пусть!..