— Мать мою взорвала такая иезуитская двуличность; она забыла предостережение Бениса и весьма горячо и неосторожно высказала свое удивление, «что г. Камашев хвалит ее сына, тогда как с самого его вступления он постоянно преследовал бедного мальчика всякими пустыми придирками, незаслуженными выговорами и насмешками, надавал ему разных обидных прозвищ: плаксы, матушкина сынка и проч., которые, разумеется, повторялись всеми учениками; что такое несправедливое гонение г. главного надзирателя было единственною причиною, почему обыкновенная тоска дитяти, разлученного с семейством,
превратилась в болезнь, которая угрожает печальными последствиями; что она признает г. главного надзирателя личным своим врагом, который присвоивает себе власть, ему не принадлежащую, который хотел выгнать ее из больницы, несмотря на позволение директора, и что г. Камашев, как человек пристрастный, не может быть судьей в этом деле».
Неточные совпадения
Умудренная годами тяжких страданий, семнадцатилетняя девушка вдруг
превратилась в совершенную женщину, мать, хозяйку и даже официальную даму, потому что по
болезни отца принимала все власти, всех чиновников и городских жителей, вела с ними переговоры, писала письма, деловые бумаги и впоследствии сделалась настоящим правителем дел отцовской канцелярии.
Дела продолжали идти
в прежнем порядке; но со мной случилась перемена, которая для всех должна показаться странною, неестественною, потому что
в продолжении полутора месяца я бы должен был привыкнуть к новому образу жизни; я стал задумываться и грустить; потом грусть
превратилась в периодическую тоску, наконец,
в болезнь.
Но современный вождь-диктатор снова
превращается в мага и скоро, вероятно, будет налагать руки для исцеления
болезней.
Но и обращение к Богу может быть поражено
болезнью и
превратиться в идолопоклонство.
Еще два раза встречались мы на том же Балтийском прибрежье, но жили
в разных местах и видались гораздо реже. Тогда уже Гончаров стал страдать глазом и припадками
болезни легких. Он как-то сразу
превратился видом
в старца, отпустил седую бороду, стал менее разговорчив, чаще жаловался на свои
болезни, жил на Штранде больше для воздуха, чем для купанья. Его холостая доля скрашивалась нежной заботой о чужих детях, которых он воспитал и обеспечил.