— Я, видите ли, вчера был в Древнем Доме… — Голос у меня странный, приплюснутый,
плоский, я пробовал откашляться.
S… Почему все дни я слышу за собой его
плоские, хлюпающие, как по лужам, шаги? Почему он все дни за мной — как тень? Впереди, сбоку, сзади, серо-голубая, двухмерная тень: через нее проходят, на нее наступают, но она все так же неизменно здесь, рядом, привязанная невидимой пуповиной. Быть может, эта пуповина — она, I? Не знаю. Или, быть может, им, Хранителям, уже известно, что я…
— Вы? Здесь? — и ножницы его так и захлопнулись. А я — я будто никогда и не знал ни одного человеческого слова: я молчал, глядел и совершенно не понимал, что он говорил мне. Должно быть, что мне надо уйти отсюда; потому что потом он быстро своим
плоским бумажным животом оттеснил меня до конца этой, более светлой части коридора — и толкнул в спину.