Неточные совпадения
Я очнулся в одном из бесчисленных закоулков во дворе Древнего Дома: какой-то забор, из земли —
голые, каменистые
ребра и желтые зубы развалившихся стен. Она открыла глаза, сказала: «Послезавтра в 16». Ушла.
Калитка в заборе и пустырь — памятник Великой Двухсотлетней Войны: из земли —
голые каменные
ребра, желтые оскаленные челюсти стен, древняя печь с вертикалью трубы — навеки окаменевший корабль среди каменных желтых и красных кирпичных всплесков.
И все ринулось. Возле самой стены — еще узенькие живые воротца, все туда,
головами вперед —
головы мгновенно заострились клиньями, и острые локти,
ребра, плечи, бока. Как струя воды, стиснутая пожарной кишкой, разбрызнулись веером, и кругом сыплются топающие ноги, взмахивающие руки, юнифы. Откуда-то на миг в глаза мне — двоякоизогнутое, как буква S, тело, прозрачные крылья-уши — и уж его нет, сквозь землю — и я один — среди секундных рук, ног — бегу…
Ну, фараонова тощайшая корова, которая, сожрав свою тучнейшую сестру, все так тоща, что сердце у нее стучит по
голым ребрам?..
Неточные совпадения
А на Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не в добрый час, видно, наскочило: с одного полетела
голова, другой перевернулся, отступивши; угодило копьем в
ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился
головой от пули, и попала в конскую грудь горячая пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о землю и задавил под собою всадника.
Дорога, первые 12 миль, идет по берегу, то у подошвы утесов, то песками, или по
ребрам скал, все по шоссе; дорога невеселая, хотя море постоянно в виду, а над
головой теснятся утесы, усеянные кустарниками, но все это мрачно, голо.
— Тяжко мне… видения вижу! Намеднись встал я ночью с ларя, сел, ноги свесил… Смотрю, а вон в том углу Смерть стоит. Череп —
голый,
ребра с боков выпятились… ровно шкилет. «За мной, что ли?» — говорю… Молчит. Три раза я ее окликнул, и все без ответа. Наконец не побоялся, пошел прямо к ней — смотрю, а ее уж нет. Только беспременно это онаприходила.
Светлые и темные воспоминания одинаково его терзали; ему вдруг пришло в
голову, что на днях она при нем и при Эрнесте села за фортепьяно и спела: «Старый муж, грозный муж!» Он вспомнил выражение ее лица, странный блеск глаз и краску на щеках, — и он поднялся со стула, он хотел пойти, сказать им: «Вы со мной напрасно пошутили; прадед мой мужиков за
ребра вешал, а дед мой сам был мужик», — да убить их обоих.
— Полно врать-то! Тоже любезничать: седина в
голову, а бес в
ребро, — с поддельным неудовольствием остановила его игуменья и, посмотрев с артистическим наслаждением на Феоктисту, сказала: — Иди пока домой. Я тебя позову, когда будет нужно.