Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, с сладкой покорностью точному непреложному закону — я влился в нее. Не было розового талона, не было счета, не было Единого Государства, не было меня. Были только нежно-острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне золотые глаза — и через них я медленно входил внутрь, все глубже. И тишина — только в углу — за
тысячи миль — капают капли в умывальнике, и я — вселенная, и от капли до капли — эры, эпохи…
В самом деле, каково простоять месяц на одном месте, под отвесными лучами солнца, в
тысячах миль от берега, томиться от голода, от жажды?
Вечным припевом его было: «У нас там…», «Мы не так», «Что нам до этого», — и все такое, отчего казалось, что он родился за
тысячи миль от Лисса, в упрямой стране дураков, где, выпячивая грудь, ходят хвастуны с ножами за пазухой.
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль. Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди бросаются в шлюпку и на этой скорлупке достигают ближайшего берега, иногда за
тысячу миль.
Потом, вникая в устройство судна, в историю всех этих рассказов о кораблекрушениях, видишь, что корабль погибает не легко и не скоро, что он до последней доски борется с морем и носит в себе пропасть средств к защите и самохранению, между которыми есть много предвиденных и непредвиденных, что, лишась почти всех своих членов и частей, он еще
тысячи миль носится по волнам, в виде остова, и долго хранит жизнь человека.
Неточные совпадения
— Это — для гимназиста,
милый мой. Он берет время как мерило оплаты труда — так? Но вот я третий год собираю материалы о музыкантах XVIII века, а столяр, при помощи машины, сделал за эти годы шестнадцать
тысяч стульев. Столяр — богат, даже если ему пришлось по гривеннику со стула, а — я? А я — нищеброд, рецензийки для газет пишу. Надо за границу ехать — денег нет. Даже книг купить — не могу… Так-то,
милый мой…
— Подумай: половина женщин и мужчин земного шара в эти минуты любят друг друга, как мы с тобой, сотни
тысяч рождаются для любви, сотни
тысяч умирают, отлюбив.
Милый, неожиданный…
— Ты сегодня особенно меток на замечания, — сказал он. — Ну да, я был счастлив, да и мог ли я быть несчастлив с такой тоской? Нет свободнее и счастливее русского европейского скитальца из нашей
тысячи. Это я, право, не смеясь говорю, и тут много серьезного. Да я за тоску мою не взял бы никакого другого счастья. В этом смысле я всегда был счастлив, мой
милый, всю жизнь мою. И от счастья полюбил тогда твою маму в первый раз в моей жизни.
— Не то что смерть этого старика, — ответил он, — не одна смерть; есть и другое, что попало теперь в одну точку… Да благословит Бог это мгновение и нашу жизнь, впредь и надолго!
Милый мой, поговорим. Я все разбиваюсь, развлекаюсь, хочу говорить об одном, а ударяюсь в
тысячу боковых подробностей. Это всегда бывает, когда сердце полно… Но поговорим; время пришло, а я давно влюблен в тебя, мальчик…
От Мадеры до островов Зеленого Мыса считается
тысяча морских
миль по меридиану.