Неточные совпадения
Михаил Храбрый
шел наряду с другими, как простой
воин.
О
воины великодушные! Вы
идете спасти отечество и навеки утвердить благие законы его; вы любите тех, с которыми должны сражаться, но почто же ненавидят они величие Новаграда? Отразите их — и тогда с радостию примиримся с ними!
Вокруг ее
шли, потупив глаза в землю — с горестию, но без стыда — люди житые и
воины чужеземные; кровь запеклась на их оружии; обломанные щиты, обрубленные
шлемы показывали следы бесчисленных ударов неприятельских.
Колесница остановилась на Великой площади… Граждане обнимали
воинов, слезы текли из глаз их. Марфа подала руку Михаилу с видом сердечного дружелюбия; он не мог
идти: чиновники взнесли его на железные ступени Вадимова места. Посадница открыла тело убитого Мирослава… На бледном лице его изображалось вечное спокойствие смерти… «Счастливый юноша!» — произнесла она тихим голосом и спешила внимать Храброму Михаилу. Ксения обливала слезами хладные уста своего друга, но сказала матери: «Будь покойна: я дочь твоя!»
Герой сражался без
шлема, но всякий усердный
воин новогородский служил ему щитом.
Все
воины в одно мгновение обнажили мечи свои, взывая: «
Идем,
идем сражаться!» Друзья Иоанновы и враги посадницы умолкли.
Идите; да узнает народ, что Иоанн желает быть отцом его!» Он дал тайное повеление Холмскому, который, взяв с собою отряд
воинов, занял врата Московские и принял начальство над градом: окрестные селения спешили доставить изобилие его изнуренным жителям.
Неточные совпадения
Я видимо стал скучать, да, может быть, он и сам сомневался, удастся ли ему
идти в Японию, так как на первом плане теперь была у него обязанность не дипломата, а
воина.
Месяц встает // И тих и спокоен; // А юноша —
воин // На битву
идет. // Ружье заряжает джигит, // И дева ему говорит: // «Мой милый, смелее // Вверяйся ты року!»
Апостол-воин, готовый проповедовать крестовый поход и
идти во главе его, готовый отдать за свой народ свою душу, своих детей, нанести и вынести страшные удары, вырвать душу врага, рассеять его прах… и, позабывши потом победу, бросить окровавленный меч свой вместе с ножнами в глубину морскую…
В той половине, где некогда останавливался страшный барин, висели картины в золотых рамах, показавшиеся мне чудесными; особенно одна картина, представлявшая какого-то
воина в
шлеме, в латах, с копьем в руке, едущего верхом по песчаной пустыне.
Мы
шли так, как всегда, т. е. так, как изображены
воины на ассирийских памятниках: тысяча голов — две слитных, интегральных ноги, две интегральных, в размахе, руки. В конце проспекта — там, где грозно гудела аккумуляторная башня, — навстречу нам четырехугольник: по бокам, впереди, сзади — стража; в середине трое, на юнифах этих людей — уже нет золотых нумеров — и все до жути ясно.