Неточные совпадения
Я, по счастью моему,
был в Петербурге — не из тщеславия хвалюсь этим, а к речи пришлось — обедал у порядочных людей и даже обедывал
в «Лондоне», да не
в том Лондоне, что
есть в самой Англии
город, а просто большой дом, не знаю, почему «Лондоном» называемый, так я, и там обедывая, — духа такого борща не видал.
Выбиваешь из
города (то
есть за черту) противной партии палки; победишь — и
в награду на побежденном едешь верхом
в триумфе
в завоеванный
город.
В таковых батенькиных словах заключалась хитрость. Им самим не хотелось, чтобы мы, после давишнего, ходили
в школу; но желая перед паном Кнышевским удержать свой «гонор», что якобы они об этой истории много думают — это бы унизило их — и потому сказали, что нам нечему у него учиться. Дабы же мы не
были в праздности и не оставались без ученья, то они поехали
в город и
в училище испросили себе"на кондиции"некоего Игнатия Галушкинского, славимого за свою ученость и за способность передавать ее другим.
"Достопамятное изречение! Его следовало бы изобразить золотыми буквами на публичном столбе каждого
города. Следуя ему, сколько молодых людей от дверей училища возвратились бы прилично мыслящими и
были бы пристойно живущими людьми: а то, не имея собственного рассудка и вникнув
в бездну премудрости, но поняв ее превратно, губят потом себя и развращают других".
В городе приискана
была уже квартира, и сукно для киреи пана Галушкинского
было куплено цветом, какого он желал.
Я должен
был отправляться
в город для продолжения так удачно начатого учения.
Нечего делать, Трушко, поезжай с Галушкою еще
в город, да не учись там, а так только
побудь; я Галушке подарю еще холста, так он
будет тебя нежить; а я тут притворюсь больною, пошлют за вами, и я уже до тех пор не встану, пока не вымучу у Мирона Осиповича, чтобы тебя женил.
Нечего же плакать, Трушко (при маменькиных словах я плакал навзрыд, не от восторга, что скоро женюсь на Тетясе, предмете моего сердца, но что должен еще ехать
в город и продолжать это проклятое ученье); потерпи немножко, — зато после навсегда свободен
будешь.
Да что долго рассказывать! Таким побытом я объездил все домы
в окружности верст на пятьдесят; где только прослышивал, что
есть панночки или барышни, везде являлся, везде проговаривал свой диалог… и если бы из всех полученных мною тыкв вымостить дорогу, то стало бы от нашего
города Хорола до самого Киева. Конечно, это риторическая фигура, но все я пропасть получил тыкв, до того, что меня
в околотке прозвали"арбузный паныч". Известно, что у нас тыква зовется арбузом.
А я
буду, поживу, и как, верно, там не без барышень, а власть Амура так же владычествует, как и
в наших
городах, то еще которая влюбится
в меня, и, не
быв так образована, как наши деревенские, не рассчитывая вдаль, выйдет за меня, хотя и не получившего еще имения.
Выехал я, наконец,
в путь с Кузьмою и начал вояж благополучно. Скоро увидел, что не нужно
было обременять себя таким множеством съестного. Везде по дороге
были села и
города, следовательно, всего можно
было купить; >но Кузьма успокоил меня поговоркою:"Запас беды не чинит, — не на дороге, так на месте пригодится". Однако же, от летнего времени, хлеб пересох, а прочее все испортилось, и мы должны
были все кинуть. Находили, однако же, все нужное по дороге, и Кузьма всегда приговаривал:"Абы гроши — все
будет".
Много важных и больших
городов я проехал, не видав их. Благодетельный берлин много мне сокращал пути. Он висел на пассах — рессор тогда не
было и качался, точно люлька. Только лишь я
в него, тронулись с места, я и засыпаю до ночлега. Мы откатывали
в день верст по пятидесяти.
Не знаю наверное,
в которой губернии — я много их проезжал — а помню, что
в городе Туле, когда извозчик поспешал довезти нас до своего знакомого постоялого двора, при проезде через одну улицу, из двора выбегает человек и начинает просить нас заехать к ним во двор. Я призадумался
было и рассуждал, почему он меня знает и на что я ему? Но человек просил убедительно сделать милость, не отказать, — будете-де после благодарить.
Когда проезжаем,
было, через какой
город, то я и начну трунить над Кузьмою и кричу ему:"Смотри, Кузьма, не зовут ли нас куда
в гости, так заворачивай…"
Итак, это
город Санкт-Петербург, что
в календаре означен под именем «столица». Я въезжаю
в него, как мои сверстники, товарищи, приятели и соседи не знают даже, где и находится этот
город, а я не только знаю, вижу его и въезжаю
в него."Каков
город?" —
будут у меня расспрашивать, когда я возвращусь из вояжа. И я принялся осматривать
город, чтоб сделать свое замечание.
Народ и нужды нет. Полагая, что они приготовляют там что ни на
есть «комедное», оставляли их
в покое, дабы не мешать и скорее насладиться зрелищным удовольствием.
В городе Глухове все умирало, то
есть так только говорится, а надобно разуметь — мучились от нетерпения увидеть скорее представительную потеху.
В городе закипела новость, а к вечеру у комедного дома подвинуться не можно
было: такое множество собралось народу.
Но делать нечего; они
выпили — и я
выпил; они заплатили, заплатил и я; ни
в чем не отставал от порядка. Посмотрим же, что это за хитрый
город Петербург?
"Хитрый
город! нечего сказать, — думал я. — Нет того, чтобы приезжему все рассказать и объяснить, а тем и удержать его от роскоши платить за билетики на каждый театр.
Будь этакой театр у нас,
в Хороле, и приехали бы к нам из петербургских мест гости, я все бы им объяснил и не дал бы им излишне тратиться. Хитрый
город! Но вперед не одурачите".
Купец
был так вежлив, что предоставлял мне на волю взять, сколько хочу, и я приказал подать… Что же?.. и теперь смех берет, как вспомню!.. Вообразите, что
в этом хитром
городе сыр совсем не то, что у нас. Это кусок — просто — мыла!
будь я бестия, если лгу! мыло, голое мыло — и по зрению, и по вкусу, и по обонянию, и по всем чувствам. Пересмеявшись во внутренности своей, решился взять кусок, чтобы дать и Кузьме понятие о петербургском сыре. Принес к нему, показываю и говорю...
Наконец, когда уже срок нашей месячной квартире начал сближаться, я отправил подводы, чтобы забрать из
города мой и ее фураж и прочее все домашнее, и сам отправился, чтобы привезти
в деревню мою милую жену и
быть с"ею неразлучно.
Удивился я крепко, но должен
был замолчать и согласиться с нею. Однако же, из любопытства, начал примечать, что бы ее так веселило
в городе? Примечать, примечать, как вот и не скрылось: у нас от раннего утра до позднего вечера набито офицеров, и она, моя сударыня, между ними и кружится, и вертится, и юлит, и франтит, и смеется, и хохочет…