Неточные совпадения
Пароход шел тихо, среди других пароходов, сновавших, точно водяные жуки, по заливу. Солнце село, а город все выплывал и выплывал навстречу, дома вырастали, огоньки зажигались
рядами и
в беспорядке дрожали
в воде, двигались и перекрещивались внизу, и стояли высоко
в небе. Небо темнело, но на нем ясно еще рисовалась высоко
в воздухе тонкая сетка огромного, невиданного моста.
— Да здесь человек, как иголка
в траве, или капля воды, упавшая
в море…» Пароход шел уже часа два
в виду земли,
в виду построек и пристаней, а город все развертывал над заливом новые
ряды улиц, домов и огней…
Пароход остановился на ночь
в заливе, и никого не спускали до следующего утра. Пассажиры долго сидели на палубах, потом бо́льшая часть разошлась и заснула. Не спали только те, кого, как и наших лозищан, пугала неведомая доля
в незнакомой стране. Дыма, впрочем, первый заснул себе на лавке. Анна долго сидела
рядом с Матвеем, и порой слышался ее тихий и робкий голос. Лозинский молчал. Потом и Анна заснула, склонясь усталой головой на свой узел.
— Жид! А ей же богу, пусть меня разобьет ясным громом, если это не жид, — сказал вдруг первый Дыма указывая на какого-то господина, одетого
в круглую шляпу и
в кургузый, потертый пиджак. Хотя
рядом с ним стоял молодой барчук, одетый с иголочки и уже вовсе не похожий на жиденка, — однако, когда господин повернулся, то уже и Матвей убедился с первого взгляда, что это непременно жид, да еще свой, из-под Могилева или Житомира, Минска или Смоленска, вот будто сейчас с базара, только переоделся
в немецкое платье.
Комната была просторная.
В ней было несколько кроватей, очень широких, с белыми подушками.
В одном только месте стоял небольшой столик у кровати, и
в разных местах — несколько стульев. На одной стене висела большая картина, на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а
рядом — литографии, на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие картины Матвей видел у себя на Волыни и подумал, что это Борк привез
в Америку с собою.
А за окном весь мир представлялся сплошною тьмой, усеянной светлыми окнами. Окна большие и окна маленькие, окна светились внизу, и окна стояли где-то высоко
в небе, окна яркие и веселые, окна чуть видные и будто прижмуренные. Окна вспыхивали и угасали, наконец,
ряды окон пролетали мимо, и
в них мелькали, проносились и исчезали чьи-то фигуры, чьи-то головы, чьи-то едва видные лица…
Поздним вечером Дыма осторожно улегся
в постель
рядом с Матвеем, который лежал, заложив руки за голову, и о чем-то думал, уставивши глаза и сдвинувши брови. Все уже спали, когда Дыма, собравшись с духом, сказал...
— Нет, милый. Какие огороды! Какие лошади! Здесь сенаторы садятся за пять центов
в общественный вагон
рядом с последним оборванцем…
Матвей вышел, сожалея, что нельзя ехать таким образом вечно. Перед ним зияло опять, точно пещера, устье Бруклинского моста. Вверху, пыхтя, опять завернулся локомотив и подхватил поезд.
В левой стороне вкатывались вагоны канатной дороги, справа выбегали другие, а
рядом въезжали фургоны и шли редкие пешеходы…
Матвей думал, что далее он увидит отряд войска. Но, когда пыль стала ближе и прозрачнее, он увидел, что за музыкой идут — сначала
рядами, а потом, как попало,
в беспорядке — все такие же пиджаки, такие же мятые шляпы, такие же пыльные и полинялые фигуры. А впереди всей этой пестрой толпы, высоко над ее головами, плывет и колышется знамя, укрепленное на высокой платформе на колесах. Кругом знамени, точно стража, с десяток людей двигались вместе с толпой…
Корзина с провизией склонилась
в руках ослабевшего человека, сидевшего
в углу вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и поставил ее
рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и на место билета положил туда же белую картонную марку с номером. Огромный человек крепко спал, сидя, и на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
Матвей удивлялся уже ранее, что здесь, по-видимому, нет особых вагонов для «простого народа», а теперь подумал, что такого молодца
в таких штанах, да еще с сигарой, едва ли потерпят
рядом с собой остальные пассажиры, несмотря даже на его новый цилиндр, как будто украденный.
Он стряхнул пепел с своей сигары и впился
в лицо Нилова своими живыми, острыми глазками. Затем, оглянувшись на других пассажиров и желая придать разговору больше интимности, он пересел на скамью
рядом с Ниловым, положил ему руку на колено и сказал, понизив голос...
Матвей нанял комнату
рядом с Ниловым, обедать они ходили вместе
в ресторан. Матвей не говорил ничего, но ему казалось, что обедать
в ресторане — чистое безумие, и он все подумывал о том, что он устроится со временем поскромнее. Когда пришел первый расчет, он удивился, увидя, что за расходами у него осталось еще довольно денег. Он их припрятал, купив только смену белья.
Неточные совпадения
Воз с сеном приближается, // Высоко на возу // Сидит солдат Овсяников, // Верст на двадцать
в окружности // Знакомый мужикам, // И
рядом с ним Устиньюшка, // Сироточка-племянница, // Поддержка старика.
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь
ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Одел меня, согрел меня // И
рядом, недостойного, // С своей особой княжеской //
В санях привез домой!»
Градоначальник безмолвно обошел
ряды чиновных архистратигов, [Архистрати́г (греч.) — верховный военачальник.] сверкнул глазами, произнес: «Не потерплю!» — и скрылся
в кабинет.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали:
в атаку! передние
ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь
в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом
в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один шаг.