В больших, навыкате, глазах (и кто только мог находить их красивыми!) начинала бегать какая-то зеленоватая
искорка. Все мое внимание отливало к пяти уколам на верхушке головы, и я отвечал тихо...
Эпизод этот залег в моей памяти каким-то странным противоречием, и порой, глядя, как капитан развивает перед Каролем какой-нибудь новый план, а тот слушает внимательно и спокойно, — я спрашивал себя: помнит ли Кароль, или забыл? И если помнит, то винит ли капитана? Или себя? Или никого не винит, а просто носит в душе беспредметную горечь и злобу? Ничего нельзя было сказать, глядя на суховатое морщинистое лицо, с колючей
искоркой в глазах и с тонкими губами, сжатыми, точно от ощущения уксуса и желчи…
В это время выходная дверь на блоке хлопнула, и по мосткам застучали частые шаги. Нас нагонял Конахевич, стуча каблуками так энергично, будто каждым ударом мрачный юноша вколачивал кого-то в землю. Глаза Кордецкого сверкнули лукавой
искоркой.