История эта состояла в следующем: мужик пахал поле и выпахал железный казанок (котел) с червонцами. Он тихонько принес деньги домой и зарыл в саду, не говоря никому ни слова. Но потом не утерпел и доверил тайну своей бабе, взяв с нее клятву, что она никому
не расскажет. Баба, конечно, забожилась всеми внутренностями, но вынести тяжесть неразделенной тайны была не в силах. Поэтому она отправилась к попу и, когда тот разрешил ее от клятвы, выболтала все на духу.
Неточные совпадения
На следующее утро я с увлечением
рассказывал матери, что вчера, когда ее
не было, к нам приходил вор, которого мы с Гандылом крепко побили.
Вдова тоже приходила к отцу, хотя он
не особенно любил эти посещения. Бедная женщина, в трауре и с заплаканными глазами, угнетенная и робкая, приходила к матери, что-то
рассказывала ей и плакала. Бедняге все казалось, что она еще что-то должна растолковать судье; вероятно, это все были ненужные пустяки, на которые отец только отмахивался и произносил обычную у него в таких случаях фразу...
На площадь, конечно, нас
не пустили, но лакей Гандыло, который убежал туда за толпой,
рассказывал потом в кухне с большим увлечением, как на эшафоте палач уложил «смертоубийцу» на «кобылу», как расправлял кнут и при этом будто бы приговаривал...
Горе его еще
не совсем улеглось, а теперь ожило, и он
рассказывал о том, как он узнал о смерти сына.
— Погоди, — ответил Скальский. — На следующее утро иду в корпус. Спрашиваю швейцара: как мне увидеть сына? «Ступайте, говорит, ваше благородие в мертвецкую»… Потом…
рассказали: умер ровно в одиннадцать ночи… — И значит — это его я
не пустил в комнату. Душа прилетала прощаться…
— Вот ты, Будзиньская, старая женщина, а
рассказываешь такие глупости… Как тебе
не стыдно? Перепились твои чумаки пьяные, вот и все…
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь
рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение на кухне
не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще проще: солдат и сам знался с нечистой силой; он по — приятельски столковался с «марой», и нечистый ушел в другое место.
Были вызваны войска. К вечеру толпа все еще
не расходилась, и в сумерках ее разогнали… В городе это произвело впечатление взрыва.
Рассказывали, как грубо преследуемые женщины кидались во дворы и подъезды, спасались в магазинах. А «арест креста при полиции» вызывал смущение даже в православном населении, привыкшем к общим с католиками святыням…
Это было мгновение, когда заведомо для всех нас
не стало человеческой жизни…
Рассказывали впоследствии, будто Стройновский просил
не завязывать ему глаз и
не связывать рук. И будто ему позволили. И будто он сам скомандовал солдатам стрелять… А на другом конце города у знакомых сидела его мать. И когда комок докатился до нее, она упала, точно скошенная…
Восстание умирало. Говорили уже
не о битвах, а о бойнях и об охоте на людей.
Рассказывали, будто мужики зарывали пойманных панов живыми в землю и будто одну такую могилу с живыми покойниками казаки еще вовремя откопали где-то недалеко от Житомира…
Достоевский в одном из своих «Дневников писателя»
рассказывал о впечатлении, какое в юности произвела на него встреча на почтовом тракте с фельдъегерем: фельдъегерь стоял в повозке и,
не переставая, колотил ямщика по шее.
Убыток был
не очень большой, и запуганные обыватели советовали капитану плюнуть,
не связываясь с опасным человеком. Но капитан был
не из уступчивых. Он принял вызов и начал борьбу, о которой впоследствии
рассказывал охотнее, чем о делах с неприятелем. Когда ему донесли о том, что его хлеб жнут работники Банькевича, хитрый капитан
не показал и виду, что это его интересует… Жнецы связали хлеб в снопы, тотчас же убрали их, и на закате торжествующий ябедник шел впереди возов, нагруженных чужими снопами.
— Долго
рассказывать, да, может быть, и
не к чему, — ответил он. — Просто пришелся
не ко двору…
Можно было легко угадать, что Авдиеву будет трудно ужиться с этим неуклонным человеком. А Авдиев вдобавок ни в чем
не менял своего поведения. По — прежнему читал нам в классах новейших писателей; по — прежнему мы собирались у него группами на дому; по — прежнему порой в городе
рассказывали об его выходках…
В это время мне довелось быть в одном из городов нашего юга, и здесь я услышал знакомую фамилию. Балмашевский был в этом городе директором гимназии. У меня сразу ожили воспоминания о нашем с Гаврилой посягательстве на права государственного совета, о симпатичном вмешательстве Балмашевского, и мне захотелось повидать его. Но мои знакомые, которым я
рассказал об этом эпизоде, выражали сомнение: «Нет,
не может быть! Это, наверное, другой!»
— Я и сам, брат,
не знаю, зачем. Но… ты только
не смейся, так я тебе, пожалуй,
расскажу…
—
Не я. Вера
рассказала. Бабушка говорит: правда? Я говорю; правда.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше
рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь
не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Бобчинский. Припомню, ей-богу, припомню. Уж
не мешайте, пусть я
расскажу,
не мешайте! Скажите, господа, сделайте милость, чтоб Петр Иванович
не мешал.
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему и в подметки
не станет! а когда генерал, то уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал? Пойдем
расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
Городничий (в сторону).Да,
рассказывай,
не знал, чем заплатить! (Вслух.)Осмелюсь ли спросить: куда и в какие места ехать изволите?
Добчинский. Я бы и
не беспокоил вас, да жаль насчет способностей. Мальчишка-то этакой… большие надежды подает: наизусть стихи разные
расскажет и, если где попадет ножик, сейчас сделает маленькие дрожечки так искусно, как фокусник-с. Вот и Петр Иванович знает.