Бауакас с калекой
пошли к судье. В суде был народ, и судья вызывал по очереди тех, кого судил. Прежде чем черед дошел до Бауакаса, судья вызвал ученого и мужика: они судились за жену. Мужик говорил, что это его жена, а ученый говорил, что его жена. Судья выслушал их, помолчал и сказал: «Оставьте женщину у меня, а сами приходите завтра».
Неточные совпадения
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным движением головы подняв вопросный лист, передал его подошедшему
к нему старшине. Присяжные встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один за другим
пошли в совещательную комнату. Только что затворилась за ними дверь, жандарм подошел
к этой двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на плечо, стал у двери.
Судьи поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
Расслабленный Ришар плачет и только и делает, что повторяет ежеминутно: «Это лучший из дней моих, я
иду к Господу!» — «Да, — кричат пасторы,
судьи и благотворительные дамы, — это счастливейший день твой, ибо ты
идешь к Господу!» Все это двигается
к эшафоту вслед за позорною колесницей, в которой везут Ришара, в экипажах, пешком.
Ему дали выпить стакан холодной воды, и Кальпинский увел его
к себе в кабинет, где отец мой плакал навзрыд более часу, как маленькое дитя, повторяя только иногда: «Бог
судья тетушке! на ее душе этот грех!» Между тем вокруг него
шли уже горячие рассказы и даже споры между моими двоюродными тетушками, Кальпинской и Лупеневской, которая на этот раз гостила у своей сестрицы.
— Это все Митька, наш совестный
судья, натворил: долез сначала до министров, тем нажаловался; потом этот молодой генерал, Абреев, что ли,
к которому вы давали ему письмо, свез его
к какой-то важной барыне на раут. «Вот, говорит, вы тому, другому, третьему расскажите о вашем деле…» Он всем и объяснил — и
пошел трезвон по городу!.. Министр видит, что весь Петербург кричит, — нельзя ж подобного господина терпеть на службе, — и сделал доклад, что по дошедшим неблагоприятным отзывам уволить его…
Из одного этого приема, что начальник губернии просил Вихрова съездить
к судье, а не
послал к тому прямо жандарма с ролью, видно было, что он третировал
судью несколько иным образом, и тот действительно был весьма самостоятельный и в высшей степени обидчивый человек. У диких зверей есть, говорят, инстинктивный страх
к тому роду животного, которое со временем пришибет их. Губернатор, не давая себе отчета, почему-то побаивался
судьи.