Неточные совпадения
Зато дядя
Максим был совсем в
другом роде.
Присутствие в доме слепого мальчика постепенно и нечувствительно дало деятельной мысли изувеченного бойца
другое направление. Он все так же просиживал целые часы, дымя трубкой, но в глазах, вместо глубокой и тупой боли, виднелось теперь вдумчивое выражение заинтересованного наблюдателя. И чем более присматривался дядя
Максим, тем чаще хмурились его густые брови, и он все усиленнее пыхтел своею трубкой. Наконец однажды он решился на вмешательство.
Когда же его брали
другие, он быстро начинал ощупывать своими ручонками лицо взявшего его человека и тоже скоро узнавал няньку, дядю
Максима, отца.
— Что это с ним? — спрашивала мать себя и
других. Дядя
Максим внимательно вглядывался в лицо мальчика и не мог объяснить его непонятной тревоги.
Дядя
Максим убеждался все более и более, что природа, отказавшая мальчику в зрении, не обидела его в
других отношениях; это было существо, которое отзывалось на доступные ему внешние впечатления с замечательною полнотой и силой.
Он начинал расспрашивать обо всем, что привлекало его внимание, и мать или, еще чаще, дядя
Максим рассказывали ему о разных предметах и существах, издававших те или
другие звуки.
Дядя
Максим относился ко всем этим музыкальным экспериментам только терпимо. Как это ни странно, но так явно обнаружившиеся склонности мальчика порождали в инвалиде двойственное чувство. С одной стороны, страстное влечение к музыке указывало на несомненно присущие мальчику музыкальные способности и, таким образом, определяло отчасти возможное для него будущее. С
другой — к этому сознанию примешивалось в сердце старого солдата неопределенное чувство разочарования.
Действительно,
Максим боялся
другого непонимания.
Максим Яценко заслушался грустного напева. В его воображении, вызванная чудесным мотивом, удивительно сливающимся с содержанием песни, всплыла эта картина, будто освещенная меланхолическим отблеском заката. В мирных полях, на горе, беззвучно наклоняясь над нивами, виднеются фигуры жнецов. А внизу бесшумно проходят отряды один за
другим, сливаясь с вечерними тенями долины.
Максим поседел еще больше. У Попельских не было
других детей, и потому слепой первенец по-прежнему остался центром, около которого группировалась вся жизнь усадьбы. Для него усадьба замкнулась в своем тесном кругу, довольствуясь своею собственною тихою жизнью, к которой примыкала не менее тихая жизнь поссесорской «хатки». Таким образом Петр, ставший уже юношей, вырос, как тепличный цветок, огражденный от резких сторонних влияний далекой жизни.
Слепой ездил ловко и свободно, привыкнув прислушиваться к топоту
других коней и к шуршанию колес едущего впереди экипажа. Глядя на его свободную, смелую посадку, трудно было бы угадать, что этот всадник не видит дороги и лишь привык так смело отдаваться инстинкту лошади. Анна Михайловна сначала робко оглядывалась, боясь чужой лошади и незнакомых дорог,
Максим посматривал искоса с гордостью ментора и с насмешкой мужчины над бабьими страхами.
— Говори, пожалуйста, прямо, — нетерпеливо перебил
Максим, —
другой озлоблен?
Однажды, войдя в гостиную,
Максим застал там Эвелину и Петра. Девушка казалась смущенной. Лицо юноши было мрачно. Казалось, разыскивать новые причины страдания и мучить ими себя и
других стало для него чем-то вроде потребности.
Было ли это следствием простуды, или разрешением долгого душевного кризиса, или, наконец, то и
другое соединилось вместе, но только на
другой день Петр лежал в своей комнате в нервной горячке. Он метался в постели с искаженным лицом, по временам к чему-то прислушиваясь, и куда-то порывался бежать. Старый доктор из местечка щупал пульс и говорил о холодном весеннем ветре;
Максим хмурил брови и не глядел на сестру.
Неточные совпадения
«Послушайте,
Максим Максимыч, — отвечал он, — у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия
других, то и сам не менее несчастлив; разумеется, это им плохое утешение — только дело в том, что это так.
На
другой день утром я проснулся рано; но
Максим Максимыч предупредил меня. Я нашел его у ворот сидящего на скамейке. «Мне надо сходить к коменданту, — сказал он, — так пожалуйста, если Печорин придет, пришлите за мной…»
Первый день я провел очень скучно; на
другой рано утром въезжает на двор повозка… А!
Максим Максимыч!.. Мы встретились как старые приятели. Я предложил ему свою комнату. Он не церемонился, даже ударил меня по плечу и скривил рот на манер улыбки. Такой чудак!..
Один только козак,
Максим Голодуха, вырвался дорогою из татарских рук, заколол мирзу, отвязал у него мешок с цехинами и на татарском коне, в татарской одежде полтора дни и две ночи уходил от погони, загнал насмерть коня, пересел дорогою на
другого, загнал и того, и уже на третьем приехал в запорожский табор, разведав на дороге, что запорожцы были под Дубной.
— Я буду вас ждать, — говорила Надежда Васильевна, когда провожала Привалова в переднюю. — Мы еще о многом переговорим с вами… Да? Видели, в каком положении бедный
Максим… У него какое-то мудреное нервное расстройство, и я часто сама не узнаю его; совсем
другой человек.