Неточные совпадения
Яркий
день ударил
по глазам матери и Максима. Солнечные лучи согревали их лица, весенний ветер, как будто взмахивая невидимыми крыльями, сгонял эту теплоту, заменяя ее свежею прохладой. В воздухе носилось что-то опьяняющее до неги, до истомы.
Над ним и вокруг него по-прежнему стоял глубокий, непроницаемый мрак; мрак этот навис над его мозгом тяжелою тучей, и хотя он залег над ним со
дня рождения, хотя, по-видимому, мальчик должен был свыкнуться с своим несчастием, однако детская природа
по какому-то инстинкту беспрестанно силилась освободиться от темной завесы.
Он лежал в полудремоте. С некоторых пор у него с этим тихим часом стало связываться странное воспоминание. Он, конечно, не видел, как темнело синее небо, как черные верхушки деревьев качались, рисуясь на звездной лазури, как хмурились лохматые «стрехи» стоявших кругом двора строений, как синяя мгла разливалась
по земле вместе с тонким золотом лунного и звездного света. Но вот уже несколько
дней он засыпал под каким-то особенным, чарующим впечатлением, в котором на другой
день не мог дать себе отчета.
В течение нескольких
дней он бродил с насупленными бровями
по полям и болотам, подходил к каждому кустику ивы, перебирал ее ветки, срезал некоторые из них, но, по-видимому, все не находил того, что ему было нужно.
Он повиновался. Теперь он сидел, как прежде, лицом к стороне заката, и когда девочка опять взглянула на это лицо, освещенное красноватыми лучами, оно опять показалось ей странным. В глазах мальчика еще стояли слезы, но глаза эти были по-прежнему неподвижны; черты лица то и
дело передергивались от нервных спазмов, но вместе с тем в них виднелось недетское, глубокое и тяжелое горе.
Когда через две недели молодые люди опять вернулись вместе с отцом, Эвелина встретила их с холодною сдержанностью. Однако ей было трудно устоять против обаятельного молодого оживления. Целые
дни молодежь шаталась
по деревне, охотилась, записывала в полях песни жниц и жнецов, а вечером вся компания собиралась на завалинке усадьбы, в саду.
В те
дни, когда усадьба наполнялась говором и пением приезжей молодежи, Петр ни разу не подходил к фортепиано, на котором играл лишь старший из сыновей Ставрученка, музыкант
по профессии.
Он быстро вскочил, оделся и
по росистым дорожкам сада побежал к старой мельнице. Вода журчала, как вчера, и так же шептались кусты черемухи, только вчера было темно, а теперь стояло яркое солнечное утро. И никогда еще он не «чувствовал» света так ясно. Казалось, вместе с душистою сыростью, с ощущением утренней свежести в него проникли эти смеющиеся лучи веселого
дня, щекотавшие его нервы.
— Послушай, Аня, — спросил Максим у сестры
по возвращении домой. — Не знаешь ли ты, что случилось во время нашей поездки? Я вижу, что мальчик изменился именно с этого
дня.
Поэзия первого зимнего
дня была по-своему доступна слепому. Просыпаясь утром, он ощущал всегда особенную бодрость и узнавал приход зимы
по топанью людей, входящих в кухню,
по скрипу дверей,
по острым, едва уловимым струйкам, разбегавшимся
по всему дому,
по скрипу шагов на дворе,
по особенной «холодности» всех наружных звуков. И когда он выезжал с Иохимом
по первопутку в поле, то слушал с наслаждением звонкий скрип саней и какие-то гулкие щелканья, которыми лес из-за речки обменивался с дорогой и полем.
На этот раз первый белый
день повеял на него только большею грустью. Надев с утра высокие сапоги, он пошел, прокладывая рыхлый след
по девственным еще дорожкам, к мельнице.
Уже с самого начала на
дне этого чувства лежало зернышко чего-то другого, и теперь это «другое» расстилалось над ним, как стелется грозовая туча
по горизонту.
В самый
день праздника
по обе стороны «каплицы» народ вытянулся
по дороге несметною пестрою вереницей. Тому, кто посмотрел бы на это зрелище с вершины одного из холмов, окружавших местечко, могло бы показаться, что это гигантский зверь растянулся
по дороге около часовни и лежит тут неподвижно,
по временам только пошевеливая матовою чешуей разных цветов.
По обеим сторонам занятой народом дороги в два ряда вытянулось целое полчище нищих, протягивавших руки за подаянием.
Было ли это следствием простуды, или разрешением долгого душевного кризиса, или, наконец, то и другое соединилось вместе, но только на другой
день Петр лежал в своей комнате в нервной горячке. Он метался в постели с искаженным лицом,
по временам к чему-то прислушиваясь, и куда-то порывался бежать. Старый доктор из местечка щупал пульс и говорил о холодном весеннем ветре; Максим хмурил брови и не глядел на сестру.
Неточные совпадения
Городничий. Да, он отправился на один
день по весьма важному
делу.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж
по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого
дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
А отчего? — оттого, что
делом не занимается: вместо того чтобы в должность, а он идет гулять
по прешпекту, в картишки играет.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас
по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти
дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
«Орудуй, Клим!» По-питерски // Клим
дело оборудовал: //
По блюдцу деревянному // Дал дяде и племяннице. // Поставил их рядком, // А сам вскочил на бревнышко // И громко крикнул: «Слушайте!» // (Служивый не выдерживал // И часто в речь крестьянина // Вставлял словечко меткое // И в ложечки стучал.)