Неточные совпадения
В
душе Петра тоже было холодно и сумрачно. Темное чувство, которое еще в тот
счастливый вечер поднималось из глубины
души каким-то опасением, неудовлетворенностью и вопросом, теперь разрослось и заняло в
душе место, принадлежавшее ощущениям радости и счастья.
Звуки ее голоса угасли, и на месте ярких впечатлений
счастливого вечера зияла пустота. А навстречу этой пустоте из самой глубины
души слепого подымалось что-то с тяжелым усилием, чтобы ее заполнить.
Ты вот сердишься, что времена изменились, что теперь слепых не рубят в ночных сечах, как Юрка-бандуриста; ты досадуешь, что тебе некого проклинать, как Егору, а сам проклинаешь в
душе своих близких за то, что они отняли у тебя
счастливую долю этих слепых.
Среди яркой и оживленной мелодии,
счастливой и свободной, как степной ветер, и как он, беззаботной среди пестрого и широкого гула жизни, среди то грустного, то величавого напева народной песни все чаще, все настойчивее и сильнее прорывалась какая-то за
душу хватающая нота.
Но это уже была не просьба о милостыне и не жалкий вопль, заглушаемый шумом улицы. В ней было все то, что было и прежде, когда под ее влиянием лицо Петра искажалось и он бежал от фортепиано, не в силах бороться с ее разъедающей болью. Теперь он одолел ее в своей
душе и побеждал
души этой толпы глубиной и ужасом жизненной правды… Это была тьма на фоне яркого света, напоминание о горе среди полноты
счастливой жизни…
«Да, он прозрел… На место слепого и неутолимого эгоистического страдания он носит в
душе ощущение жизни, он чувствует и людское горе, и людскую радость, он прозрел и сумеет напомнить
счастливым о несчастных…»
Неточные совпадения
— Без тебя Бог знает что бы было! Какая ты
счастливая, Анна! — сказала Долли. — У тебя всё в
душе ясно и хорошо.
Увы, Татьяна увядает; // Бледнеет, гаснет и молчит! // Ничто ее не занимает, // Ее
души не шевелит. // Качая важно головою, // Соседи шепчут меж собою: // Пора, пора бы замуж ей!.. // Но полно. Надо мне скорей // Развеселить воображенье // Картиной
счастливой любви. // Невольно, милые мои, // Меня стесняет сожаленье; // Простите мне: я так люблю // Татьяну милую мою!
Счастливая,
счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою
душу и служат для меня источником лучших наслаждений.
Зато поэты задели его за живое: он стал юношей, как все. И для него настал
счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха сильного биения сердца, пульса, трепета, восторженных речей и сладких слез. Ум и сердце просветлели: он стряхнул дремоту,
душа запросила деятельности.
Ольга чутко прислушивалась, пытала себя, но ничего не выпытала, не могла добиться, чего по временам просит, чего ищет
душа, а только просит и ищет чего-то, даже будто — страшно сказать — тоскует, будто ей мало было
счастливой жизни, будто она уставала от нее и требовала еще новых, небывалых явлений, заглядывала дальше вперед…