Неточные совпадения
Это занятие поглощало почти все его время, и потому голос его раздавался в доме только в известные, определенные часы
дня, совпадавшие с обедом, завтраком и другими событиями в
том же роде.
И дяде Максиму казалось, что он призван к
тому, чтобы развить присущие мальчику задатки, чтоб усилием своей мысли и своего влияния уравновесить несправедливость слепой судьбы, чтобы вместо себя поставить в ряды бойцов за
дело жизни нового рекрута, на которого без его влияния никто не мог бы рассчитывать.
После первой весенней прогулки мальчик пролежал несколько
дней в бреду. Он
то лежал неподвижно и безмолвно в своей постели,
то бормотал что-то и к чему-то прислушивался. И во все это время с его лица не сходило характерное выражение недоумения.
Он повесил ее на колышке в конюшне и не обращал внимания на
то, что от сырости и его нерадения на любимом прежде инструменте
то и
дело одна за другой лопались струны.
В течение нескольких
дней он бродил с насупленными бровями по полям и болотам, подходил к каждому кустику ивы, перебирал ее ветки, срезал некоторые из них, но, по-видимому, все не находил
того, что ему было нужно.
Эта чрезвычайно желчная
дева, очень искусно «выламывавшая» пальцы своих учениц, чтобы придать им необходимую гибкость, вместе с
тем с замечательным успехом убивала в своих питомцах всякие признаки чувства музыкальной поэзии.
В
тот же
день послано было письмо в город, но пока инструмент был куплен и привезен из города в деревню, должно было пройти не менее двух-трех недель.
Когда Анна Михайловна повернулась в
ту сторону, она увидела на побледневшем лице Петрика
то самое выражение, с каким в памятный для нее
день первой весенней прогулки мальчик лежал на траве.
Тем не менее, изо
дня в
день какое-то внутреннее сознание своей силы в ней все возрастало, и, выбирая время, когда мальчик играл перед вечером в дальней аллее или уходил гулять, она садилась за пианино.
Но не прошло и трех
дней, как эти остановки стали все чаще и чаще. Иохим
то и
дело откладывал дудку и начинал прислушиваться с возрастающим интересом, а во время этих пауз и мальчик тоже заслушивался и забывал понукать приятеля. Наконец Иохим произнес с задумчивым видом...
Мальчик на следующий
день с робким любопытством вошел в гостиную, в которой не бывал с
тех пор, как в ней поселился странный городской гость, показавшийся ему таким сердито-крикливым.
Среди будничного и серого настоящего
дня в его воображении встала вдруг эта картина, смутная, туманная, подернутая
тою особенною грустью, которая веет от исчезнувшей уже родной старины.
На следующий
день, сидя на
том же месте, мальчик вспомнил о вчерашнем столкновении. В этом воспоминании теперь не было досады. Напротив, ему даже захотелось, чтоб опять пришла эта девочка с таким приятным, спокойным голосом, какого он никогда еще не слыхал. Знакомые ему дети громко кричали, смеялись, дрались и плакали, но ни один из них не говорил так приятно. Ему стало жаль, что он обидел незнакомку, которая, вероятно, никогда более не вернется.
Он повиновался. Теперь он сидел, как прежде, лицом к стороне заката, и когда девочка опять взглянула на это лицо, освещенное красноватыми лучами, оно опять показалось ей странным. В глазах мальчика еще стояли слезы, но глаза эти были по-прежнему неподвижны; черты лица
то и
дело передергивались от нервных спазмов, но вместе с
тем в них виднелось недетское, глубокое и тяжелое горе.
— Что тебе, милая девочка, нужно? — спросила
та, думая, что ее прислали по
делу.
— Secundo, я шляхтич славного герба, в котором вместе с «копной и вороной» недаром обозначается крест в синем поле. Яскульские, будучи хорошими рыцарями, не раз меняли мечи на требники и всегда смыслили кое-что в
делах неба, поэтому ты должна мне верить. Ну а в остальном, что касается orbisterrarum,
то есть всего земного, слушай, что тебе скажет пан Максим Яценко, и учись хорошо.
Все эти беседы, эти споры, эта волна кипучих молодых запросов, надежд, ожиданий и мнений, — все это нахлынуло на слепого неожиданно и бурно. Сначала он прислушивался к ним с выражением восторженного изумления, но вскоре он не мог не заметить, что эта живая волна катится мимо него, что ей до него нет
дела. К нему не обращались с вопросами, у него не спрашивали мнений, и скоро оказалось, что он стоит особняком, в каком-то грустном уединении,
тем более грустном, чем шумнее была теперь жизнь усадьбы.
Однажды, в ясный
день ласковой и поздней осени хозяева и гости отправились в этот монастырь. Максим и женщины ехали в широкой старинной коляске, качавшейся, точно большая ладья, на своих высоких рессорах. Молодые люди и Петр в
том числе отправились верхами.
— Родился таким, — ответил звонарь. — Вот другой есть у нас, Роман —
тот семи лет ослеп… А ты ночь ото
дня отличить можешь ли?
— То-то нет. Это
дело бывает, когда кто ослеп. А кто уж так родился!..
Поэзия первого зимнего
дня была по-своему доступна слепому. Просыпаясь утром, он ощущал всегда особенную бодрость и узнавал приход зимы по топанью людей, входящих в кухню, по скрипу дверей, по острым, едва уловимым струйкам, разбегавшимся по всему дому, по скрипу шагов на дворе, по особенной «холодности» всех наружных звуков. И когда он выезжал с Иохимом по первопутку в поле,
то слушал с наслаждением звонкий скрип саней и какие-то гулкие щелканья, которыми лес из-за речки обменивался с дорогой и полем.
— Ты думаешь, я люблю тебя? — резко спросил он в
тот же
день, оставшись наедине с Эвелиной.
Знатоки
дела определили с полною точностью ее чудодейственную силу: всякий, кто приходил к иконе в
день ее праздника пешком, пользовался «двадцатью
днями отпущения»,
то есть все его беззакония, совершенные в течение двадцати
дней, должны были идти на
том свете насмарку.
В самый
день праздника по обе стороны «каплицы» народ вытянулся по дороге несметною пестрою вереницей.
Тому, кто посмотрел бы на это зрелище с вершины одного из холмов, окружавших местечко, могло бы показаться, что это гигантский зверь растянулся по дороге около часовни и лежит тут неподвижно, по временам только пошевеливая матовою чешуей разных цветов. По обеим сторонам занятой народом дороги в два ряда вытянулось целое полчище нищих, протягивавших руки за подаянием.
Говор многоголосной толпы, выкрикивания евреев-факторов, стук экипажей — весь этот грохот, катившийся какою-то гигантскою волной, остался сзади, сливаясь в одно беспрерывное, колыхавшееся, подобно волне, рокотание. Но и здесь, хотя толпа была реже, все же
то и
дело слышался топот пешеходов, шуршание колес, людской говор. Целый обоз чумаков выезжал со стороны поля и, поскрипывая, грузно сворачивал в ближайший переулок.
Петр рассеянно прислушивался к этому живому шуму, послушно следуя за Максимом; он
то и
дело запахивал пальто, так как было холодно, и продолжал на ходу ворочать в голове свои тяжелые мысли.
Было ли это следствием простуды, или разрешением долгого душевного кризиса, или, наконец,
то и другое соединилось вместе, но только на другой
день Петр лежал в своей комнате в нервной горячке. Он метался в постели с искаженным лицом, по временам к чему-то прислушиваясь, и куда-то порывался бежать. Старый доктор из местечка щупал пульс и говорил о холодном весеннем ветре; Максим хмурил брови и не глядел на сестру.
А в это время трое слепых двигались все дальше. Теперь все шли уже согласно. Впереди, все так же постукивая палкой, шел Кандыба, отлично знавший дороги и поспевавший в большие села к праздникам и базарам. Народ собирался на стройные звуки маленького оркестра, и в шапке Кандыбы
то и
дело звякали монеты.
В
той самой комнате, где некогда родился Петр, стояла тишина, среди которой раздавался только всхлипывающий плач ребенка. Со времени его рождения прошло уже несколько
дней, и Эвелина быстро поправлялась. Но зато Петр все эти
дни казался подавленным сознанием какого-то близкого несчастья.
Могло ли быть, чтобы смутные и неясные световые ощущения, пробивавшиеся к темному мозгу неизвестными путями в
те минуты, когда слепой весь трепетал и напрягался навстречу солнечному
дню, — теперь, в минуту внезапного экстаза, всплыли в мозгу, как проявляющийся туманный негатив?..