«А, говорит, помню. Что ж, это можно. И судить его не надо, потому что за глупость не судят. Вывести за ворота, дать по шее раза, чтоб напредки не в свое место не совался,
только и всего. А между прочим, справки-то, кажись, давно у меня получены. Через неделю непременно отпущу его…»
Неточные совпадения
Все было тихо,
только вдали от дороги, по направлению к хребту, шумели листья
и слышался треск сучьев. Очевидно, там пробирались люди. Передний, видимо, торопился.
— Как сказать тебе?.. Конечно, всякие тоже люди есть,
и у всякого, братец, свое горе. Это верно. Ну,
только все же плохо, братец, в нашей стороне люди бога-то помнят. Сам тоже понимаешь: так ли бы жить-то надо, если по божьему закону?.. Всяк о себе думает, была бы мамона сыта. Ну, что еще: который грабитель в кандалах закован идет,
и тот не настоящий грабитель… Правду ли я говорю?
— Прельстил он меня тогда, истинно тебе говорю: за сердце взял. Удивительное дело! После-то я его хорошо узнал: чистый дьявол, прости, господи, сомуститель
и враг. А как мог из себя святого представить! Ведь
и теперь, как вспомню его молитву,
все не верится: другой человек тогда был, да
и только.
А я, признаться, в ту пору не совсем его слова понимал, а
только слышу, что слова хорошие. Притом
и сам уже я ранее думал: какая есть моя жизнь?
Все люди как люди, а я точно
и не живу на свете:
все равно как трава в поле или бы лесина таежная. Ни себе, ни другим.
Вскорости Безрукому облегчение вышло. Перевели его из секретной в общую, с другими прочими вместе.
Только и он, как я же,
все больше один. Бывало, начнут арестанты приставать, шутки шутить, он хоть бы те слово в ответ. Поведет
только глазами, так тут самый отчаянный опешит. Нехорошо смотрел…
Взял заседатель перо, написал что-то на бумаге
и стал вычитывать. Слушаю я за окном, дивлюсь
только. По бумаге-то выходит, что самый этот старик Иван Алексеев не есть Иван Алексеев; что его соседи, а также
и писарь не признают за таковое лицо, а сам он именует себя Иваном Ивановым
и пачпорт кажет. Вот ведь удивительное дело! Сколько народу было,
все руки прикладывали,
и ни один его не признал. Правда,
и народ тоже подобрали на тот случай!
Все эти понятые у Ивана Захарова чуть не кабальные, в долгу.
Ну, тогда могла бы явиться
и вера: «Этот, мол, скрутит!»
Только… черт возьми! тогда не было бы сочувствия, потому что
все дело объяснялось бы столкновением «начальственных» интересов…
— Не убегет. Да ён, ваше благородие — надо правду говорить — смирной… Кою пору
все только лежит да в потолок смотрит. Дрыхнет ли, так ли отлеживается, шут его знает… Раз
только и вставал-то: поесть бы, сказывает, охота. Покормил я его маленько, попросил он еще табачку на цигарку да опять
и залег.
Я посмотрел на крестьян.
Все они как-то подались головами вперед,
только Евсеич стоял, низко нагнув голову, по своему обычаю,
и слушал внимательно, не проронив ни одного слова.
— Солдату из охраны руку прострелили,
только и всего, — сказал кондуктор. Он все улыбался, его бритое солдатское лицо как будто таяло на огне свечи. — Я одного видел, — поезд остановился, я спрыгнул на путь, а он идет, в шляпе. Что такое? А он кричит: «Гаси фонарь, застрелю», и — бац в фонарь! Ну, тут я упал…
— Нет, m-llе Жюли, вы обманулись, смею вас уверить, в вашем заключении; простите, что осмеливаюсь противоречить вам, но она — моя любовница. Это была обыкновенная любовная ссора от ревности; она видела, что я первый акт сидел в ложе m-lle Матильды, —
только и всего!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему
всё бы
только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы
только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так
и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его?
только, знаете, в таком месте неприлично… Я
и прежде хотел вам это заметить, но
все как-то позабывал.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Запиши
всех, кто
только ходил бить челом на меня,
и вот этих больше
всего писак, писак, которые закручивали им просьбы.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)