Этапный двор казался угрюм и неприветлив. Ровная с прибитой пылью площадка замыкалась забором. Столбы частокола, поднявшись рядами, встали угрюмой тенью между взглядом и просторною далью. Зубчатый гребень как-то сурово рисовался на темной синеве ночного неба. Двор казался какой-то коробкой… в тени смутно виднелся
ворот колодца и еще неясные очертания каких-то предметов. Глухое бормотание и дыхание спящих арестантов неслись из открытых окон…
Неточные совпадения
Были минуты, когда Дронов внезапно расцветал и становился непохож сам на себя. Им овладевала задумчивость, он весь вытягивался, выпрямлялся и мягким голосом тихо рассказывал Климу удивительные полусны, полусказки. Рассказывал, что из
колодца в углу двора вылез огромный, но легкий и прозрачный, как тень, человек, перешагнул через
ворота, пошел по улице, и, когда проходил мимо колокольни, она, потемнев, покачнулась вправо и влево, как тонкое дерево под ударом ветра.
Окна изб ярко пылали пламенем топящихся печей; через улицу шмыгали бабы с коромыслами на плечах; около деревенского
колодца, кругом окованного льдом, слышались говор и суета; кое-где, у
ворот, мужики, позевывая и почесываясь, принимались снаряжать дровнишки.
Утро тихое, ясное. Табун пошел в поле. Холстомер остался. Пришел странный человек, худой, черный, грязный, в забрызганном чем-то черным кафтане. Это был драч. Он взял, не поглядев на него, повод оброти, надетой на Холстомера, и повел. Холстомер пошел спокойно, не оглядываясь, как всегда волоча ноги и цепляя задними по соломе. Выйдя за
ворота, он потянулся к
колодцу, но драч дернул и сказал: — Не к чему.
Не ждут осенние работы, // Недолог отдых мужиков — // Скрипят
колодцы и
вороты // При третьей песне петухов, // Дудит пастух свирелью звонкой, // Бежит по ниве чья-то тень: // То беглый рекрутик сторонкой // Уходит в лес, послышав день. // Искал он, чем бы покормиться, // Ночь не послала ничего, // Придется, видно, воротиться, // А страшно!.. Что ловить его! // Хозяйка старших разбудила — // Блеснули в ригах огоньки // И застучали молотила. // Бог помочь, братья, мужики!»
И легкой поступью она удалилась, ускоряя шаг. Из
ворот она взяла немного вправо и через три минуты уже поднялась к
колодцу, где стоял двор Вонифатьевых. Теркин не отрывал от нее глаз.