Неточные совпадения
И если в этих учреждениях есть уже наши, то не должны ли мы благодарить их, преклоняться, благословлять, даже благоговеть пред
великим гражданским подвигом этих самоотверженных людей, которые ради пользы
великого дела не задумались навлечь на себя общественное нерасположение, недоверие, презрение, одним словом, решились покрыть себя
позором имени шпиона.
И понятно, каким чуждым, — может быть, даже смешным, — должен был казаться древнему эллину этот новый бог, в основу служения себе полагавший именно безумие, и безумие это признававший священным. Как Пенфей в еврипидовых «Вакханках», гомеровский грек должен был видеть «
великий позор для эллинов» в загоравшемся пожаре вакхических неистовствований. Но время было уже не то. И, как Тиресий Пенфею, это новое время могло бы ответить негодующему гомеровскому эллину:
— Если вы, мужья, к
великому позору Великого Новгорода, откажетесь биться с московитянами, то ступайте сторожить и прятать имущество свое от разбойничьей роты Иоанновой; а мы, жены, пойдем на бойницы и будем защищать вас, робких мужей!
— Если вы, мужья, к
великому позору Великого Новгорода, отрекаетесь биться с москвитянами, то ступайте сторожить и прятать имущество свое от разбойничьей шайки Иоанновой; а мы, жены, пойдем на бойницы и будем защищать вас, робких мужей!
Неточные совпадения
Оргия химических инстинктов, безобразной наживы и спекуляции в дни
великой мировой войны и
великих испытаний для России есть наш величайший
позор, темное пятно на национальной жизни, язва на теле России.
— Это была такая графиня, которая, из
позору выйдя, вместо королевы заправляла, и которой одна
великая императрица в собственноручном письме своем «ma cousine» написала. Кардинал, нунций папский, ей на леве-дю-руа (знаешь, что такое было леве-дю-руа?) чулочки шелковые на обнаженные ее ножки сам вызвался надеть, да еще, за честь почитая, — этакое-то высокое и святейшее лицо! Знаешь ты это? По лицу вижу, что не знаешь! Ну, как она померла? Отвечай, коли знаешь!
„Ваше императорское величество, государь всемилостивейший! Три злоумышленника, недавно сделавшись, к
великому несчастью С.-Петербургского университета, его студентами, своим участием в адском замысле и преступном сообществе нанесли университету неизгладимый
позор…“
На этом собрании граф Литта объявил, что сдача Мальты без боя составляет
позор в истории державного ордена Иоанна Иерусалимского; что
великий магистр барон Гомпеш, как изменник, не достоин носить предоставленного ему высокого звания и должен считаться низложенным.
«И вот наконец, — говорил он сам с собою, —
позор девушки, по моей милости, ходит из уст в уста; о нем звонит уж в набат этот мерзавец! Верно, проговорилась подруга! Где ж уверенность спасти ее вовремя от стрел молвы? Где ж благородство, польза жертвы? Одно мне осталось — броситься к ногам
великого князя, признаться ему во всем и молить его быть моим спасителем и благодетелем. Скорее и сейчас же. Он намекал мне так благосклонно о невесте, он будет моим сватом».