Неточные совпадения
Студент отвернулся к окну и сквозь двойные стекла, от нечего делать, стал глядеть на двор,
где отдыхал помещичий дормез, рядом с перекладной телегой, и тут же стояли широкие крытые сани да легкая бричка — вероятнее всего исправничья. А
там, дальше — на площади колыхались и гудели толпы народа.
Вот, осторожно ступая по склизкому скату, кони спустились на плотину у мукомольной мельницы, прислонившейся внизу, у ручьистого оврага, перебрались на противоположную сторону, — и казачий отряд, разделясь на две группы, тотчас же на рысях разъехался вправо и влево, и
там и здесь растянулся широкою цепью, отделяя от себя
где одного,
где пару казаков, окружил село и занял все выходы.
Здесь как будто вымерла вся людская жизнь, и только на задах кое-где, да на выходах, между соломенными кровлями и древесными прутьями, торчало
там и сям стальное острие казацкой пики…
—
Где была,
там уж нету! — отвечала она с усмешкой. — А ты вот что, папахен… Мне с тобой надо поговорить серьезно и… решительно. Угодно тебе меня выслушать?
Петр Петрович пошел в другую часть города,
где жили Стрешневы. Но в окнах у них было темно:
там, очевидно, все давно уже спали.
— На Волгу… на Волгу идти… Она
там верно…
там…
Где же больше? — бормотал майор, весь дрожа нервическим трепетом.
Но…
там,
где часто останавливаются великие силы, вдруг иногда помогают делу маленькие и совсем ничтожные, совсем пустые обстоятельства, лишь бы только ловкий ум сумел ими воспользоваться.
— Ваше преосвященство, — возразил губернатор, — моему сердцу жаль его, может, не менее, чем вам; но… сердце человека должно молчать
там,
где действует неуклонный долг администратора.
Мой разум, моя совесть наконец решительно воспрещают мне думать исключительно о себе
там,
где надо бескорыстно служить делу.
Казалось, будто вся эта сила гудит и гремит где-то
там, выше, над землею, а здесь — такая тишина, мир и спокойствие в этом ровном, кротком, неколеблющемся мерцании лампады, озаряющей темные, сурово-строгие, святые лики.
Волга местами тоже была подернута этим багряным отливом последних лучей, которые жаркими искрами замирали на прорезных крестах городских церквей и колоколен да на причудливых верхушках высоких мачт у расшив, и горели кое-где на откосах больших надутых парусов, которые
там и сям плавно несли суда вниз по течению.
Русский народ издавна отличался долготерпением. Били нас татары — мы молчали просто, били цари — молчали и кланялись, теперь бьют немцы — мы молчим и уважаем их… Прогресс!.. Да в самом деле, что нам за охота заваривать серьезную кашу? Мы ведь широкие натуры, готовые на грязные полицейские скандальчики под пьяную руку. Это только
там, где-то на Западе, есть такие души, которых ведет на подвиги одно пустое слово — la gloire [Слава (фр.).].
Наш брат, батюшка мой, — наставительно прибавил он почти шепотом, — это тот же аскет:
там,
где дело идеи,
там нет ни отца с матерью, ни дома, ни любовницы, ни капитала — всем жертвуешь, все отвергаешь!
Письмо это и озадачило, и раздосадовало Хвалынцева. «Что за тайный доброжелатель? Что за контроль над частною жизнью человека, над личными его отношениями? Меня не видать там-то и там-то! Да вам-то какое дело,
где меня видать?!. И сейчас уже „шпион“… Господи, как это у них все скоро!.. И глупо, и больно, и досадно!..»
— С фактическою точностью я не могу ответить вам на это: я не знаю, — сказала она; — но вообще, типография слишком открытое место; туда может прийти всякий, хоть под предлогом заказов; наконец, наборщики, рабочие — ведь за каждого из них нельзя поручиться; и между ними легко могут быть подкупленные, шпионы… Вот почему, полагаю, вам неудобно было оставаться
там. А здесь, у меня вы безопаснее, чем где-либо. Никому ничего и в голову не придет, и у меня уж никак вас не отыщут!
«Ну, как бы то
там ни было, а уж теперь поздно!» — злобно решил он, вставая с извозчика перед домом,
где жили Стрешневы. «Пусть оно и нехорошо… Пусть даже подло, но… Цезарина… Это женщина, которая и из подлеца сделает честного человека, и из честного — подлеца!.. А она для меня все!.. Помоги же мне, Цезарина!»
День был тихий, бессолнечный, с небольшим морозцем. Между прутьями и сучьями кустов держались насевшие на них хлопья пушистого снега. Эти хлопья изредка, медленно и тихо, то
там, то сям падали с ветвей на землю. Над куполом церкви щебетали галки, а на верхушке березы где-то ворон тихо посылал к кому-то свое короткое: «кррук! кррук!..»
Там была напечатана маленькая статейка: «Учиться или не учиться?» На нее последовал ответ: «учиться, но как?»,
где, конечно, осуждался профессор, ибо автор писал «в защиту молодого поколения».
Новые массы, новые живые реки людей отовсюду стремились навстречу государю. Весть о том, что он сам здесь же, на пожаре, вместе со всем народом, как электрическая искра, пробегала в массах, и крики «ура» оглашали воздух за версту и более расстояния от того места,
где находился царь.
Там его не видели, но чувствовали его присутствие.
— Панове-братья! — с едкой улыбкой возвысил он свой голос. — Неужели и теперь, в такую минуту и ради такого дела, мы в сто тысяч первый раз повторим на себе ту проклятую пословицу, которая гласит, что
где два поляка,
там три убеждения?! Если так, то лучше разойдемтесь и ответимте нашим варшавским братьям, что мы свое личное самолюбие предпочитаем общему делу!
Неточные совпадения
Городничий. Господи, помилуй нас, грешных!
Где же он
там живет?
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И
там на станциях никому не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а
там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади // С порожними телегами // Да дети видны тут. // А дальше,
где кончается // Отава подкошенная, // Народу тьма!
Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Зеленеет лес, // Зеленеет луг, //
Где низиночка — //
Там и зеркало! // Хорошо, светло // В мире Божием, // Хорошо, легко, // Ясно на́ сердце. // По водам плыву // Белым лебедем, // По степям бегу // Перепелочкой.
Где мат крестьянину, //
Там барину сполагоря: