Неточные совпадения
Поручик, юный годами и опытностью, хотя и знал, что у русских мужиков есть обычай встречать с хлебом и солью, однако полагал, что это делается не более как для проформы, вроде того, как подчиненные являются иногда к начальству с ничего не значащими и ничего не выражающими рапортами; а теперь, в настоящих обстоятельствах, присутствие этого стола с этими стариками
показалось ему даже, в некотором смысле, дерзостью: помилуйте, тут
люди намереваются одной собственной особой, одним своим появлением задать этому мужичью доброго трепету, а тут вдруг, вовсе уж и без малейших признаков какого бы то ни было страха, выходят прямо перед ним, лицом к лицу, два какие-то
человека, да еще со своими поднесениями!
Сам monsieur Гржиб всетщательнейше старался
показаться наилюбезнейшим хозяином, опытнейшим и твердым администратором и наидобрейшим
человеком, у которого душа и сердце все превозмогают, кроме служебного долга. Притом же повар у него был отличный, выписанный из московского английского клуба, а купец Санин поставлял ему самые тонкие вина и превосходные сыры и сигары.
— Я,
кажется, знаю это, — подтвердил он, — но терпеть не могу, когда
люди вообще сидят, ничего не делая! Папироску сосать — все-таки какое-нибудь занятие. Вот и Лубянскую приучаю, да плохо что-то. Все это, доложу я вам, жантильничанье!.. Женственность, изволите видеть, страдает; а по-нашему, первым делом каждая порядочная женщина, то есть женщина дела, должна прежде всего всякую эту женственность к черту!
Кажется, во всем городе Славнобубенске только и осталось три-четыре
человека, отношения которых ни на йоту не изменились к Андрею Павловичу, и это были: Хвалынцев, майор Лубянский да Татьяна Николаевна со своею старою теткою. Все остальное разом отшатнулось от учителя.
— Я,
кажется, к вам не вовремя? — с видом извиняющейся предупредительности, осведомился Иосаф, заметив то особенное чавканье и чмоканье губами, которые всегда почти сопровождают речь только что евшего, но недоевшего
человека.
— Да, чем дальше от
людей, тем лучше, — заметил Шишкин. — Теперь в миру-то Бог весть что делается!..
Кажись, никогда еще такого не бывало… Веру, дедушка, обижают!
— То есть, в чем же? — медленно и с усилием произнес Маржецкий, показывая вид, будто ему очень трудно выражаться на чужом и почти незнакомом языке. Сказал он это «в чем же» все с тем же неизменным выражением снисходительности и величайшей, но холодной вежливости, которые более чуткому на этот счет
человеку могли бы
показаться далее в высшей степени оскорбительными, но «наше захолустье» вообще мало понимало и различало это.
— Тут нет, мне
кажется, ни лучше, ни хуже, — столь же серьезно продолжала девушка. — Может быть, я даже могла бы полюбить и очень дурного
человека, потому что любишь не за что-нибудь, а любишь просто, потому что любится, да и только. Знаете пословицу: не пó хорошу мил, а пó милу хорош. Но дело в том, мне
кажется, что можно полюбить раз, да хорошо, а больше и не надо! Больше, уж это будет не любовь, а Бог знает что! Одно баловство, ну, а я такими вещами не люблю баловать.
Свитка стоял в рядах публики, но несколько
человек его соседей, как
показалось Хвалынцеву, составляли как будто особую кучку знакомых между собою
людей.
— Э, господин Хвалынцев! — перебил Свитка, — но ведь это отвели барашков… это отвели хор, а вы в хор не годитесь: вы из породы солистов. Ведь туда, если я не ошибаюсь,
кажись, и Полоярова нынче же отвели с толпою; но какому же порядочному, серьезному
человеку охота стоять в одной категории, с позволения сказать, с господином Полояровым? Помилуйте!
Люди тех кружков, в которых по преимуществу он вращался, смотрели на этот род службы скорее далее неблагосклонными и неуважительными, чем равнодушными глазами, и потому теперь, когда для дальнейшей жизни его предстали вдруг новые задачи и цели, — ему
показалось как-то странно и дико видеть и сознавать себя вдруг военным
человеком, хотя, поразобрав себя, он вовсе не нашел в душе своей особенной антипатии к этому делу.
«Тут нет, мне
кажется, ни лучше, ни хуже», — отвечала она, «может быть, я даже могла бы полюбить и очень дурного
человека, потому что любишь не за что-нибудь, а любишь просто, потому что любится, да и только.
Был ли таков Хвалынцев на самом деле — это уж другой вопрос; но ей стало иногда
казаться теперь, будто он таков, и в таком ее взгляде на него — надо сознаться — чуть ли не главную роль играло эгоистическое чувство любви к отвернувшемуся от нее
человеку и женское самолюбие, по струнам которого он больно ударил тем, что предпочел ей другую, «до такой степени», до полного самопожертвования.
Он сохранял в себе явные следы провинциальной семинарии доброго старого времени и на взгляд
казался уже пожилым
человеком, хотя ему еще не было и тридцати лет.
Ему хотелось, чтоб
люди жили в великолепных алюминиевых фаланстерах, пред которыми
казались бы жалки и ничтожны дворцы сильных мира сего, чтобы всякий труд исполнялся не иначе, как с веселой песней и пляской, чтобы каждый
человек имел в день три фунта мяса к обеду, а между тем сам Лука зачастую не имел куда голову приклонить, спал на бульваре, ходил работать на биржу, когда не было в виду ничего лучшего, и иногда сидел без обеда.
Она
казалась ей какой-то квартирой без хозяев; живут себе какие-то
люди, словно бы и вместе, а словно бы и порознь, один с другим не чинится, не церемонится, каждый творит себе что хочет, и никому ни до чего дела нет.
— Отчего же не рука? Ведь вы же такой
человек, как и мы; и мы вам всякое уважение,
кажись, оказываем; нравственная личность ваша здесь не страдает, труд ваш оплачивается… Отчего же вам не жить?
И ведь это все наши лучшие
люди!» Всем вообще Анцыфровым
казалось, что если говорят о них, то не иначе, как о лучших
людях земли Русской — дескать, сок и соль наша.
Ты,
кажется, должен бы хорошо знать меня, что я, как дворянин и порядочный
человек, не в состоянии предложить ничего неблагородного!
— Фрумкин!.. Скажите! Кто бы мог ожидать!.. Мне он
казался таким порядочным
человеком…
А я вам скажу, сударыня, что если
человек сирота сиротой на свете, так это самое одиночество-то его никогда ему не
покажется грустнее, как если вдруг встретишься со старым товарищем, с которым ты делил когда-то свои лучшие, светлые дни, да как если разговоришься по душе про все это!..
Неточные совпадения
(Раскуривая сигарку.)Почтмейстер, мне
кажется, тоже очень хороший
человек. По крайней мере, услужлив. Я люблю таких
людей.
Здесь много чиновников. Мне
кажется, однако ж, они меня принимают за государственного
человека. Верно, я вчера им подпустил пыли. Экое дурачье! Напишу-ка я обо всем в Петербург к Тряпичкину: он пописывает статейки — пусть-ка он их общелкает хорошенько. Эй, Осип, подай мне бумагу и чернила!
Артемий Филиппович.
Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам
покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Софья. Вижу, какая разница
казаться счастливым и быть действительно. Да мне это непонятно, дядюшка, как можно
человеку все помнить одного себя? Неужели не рассуждают, чем один обязан другому? Где ж ум, которым так величаются?
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне
кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного
человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.