Неточные совпадения
В эти дни старые хитрые балаклавские листригоны сидели по кофейням, крутили самодельные папиросы, пили крепкий бобковый кофе с гущей, играли в домино, жаловались на то, что погода не пускает, и в уютном тепле, при свете висячих ламп, вспоминали древние легендарные случаи, наследие отцов и дедов, о том, как в таком-то и в таком-то году морской прибой достигал сотни саженей вверх и брызги от него долетали до самого подножия полуразрушенной
Генуэзской крепости.
И все тревожно бродили по набережной, лазили на скалы, взбирались на
Генуэзскую крепость, которая высится своими двумя древними зубцами над городом, все: старики, молодые, женщины и дети.
Громадные волны, ударяясь об отвесные скалы, всплескивали наверх до подножия
Генуэзской башни — двадцать сажен высоты! — и омывали ее серые старые стены.
С
Генуэзской крепости едва различишь кажущийся неподвижным темный корпус парохода, длинный хвост серого тающего дымка и две мачты, стройно наклоненные назад.
И вот, не знаю кто, кажется, мальчишки, игравшие наверху, у
Генуэзской башни, принесли известие, что с моря завернул и идет к бухте какой-то пароход.
Правда, в балаклавских греках чувствуется, кроме примеси позднейшей
генуэзской крови, и еще какая-то таинственная, древняя, — почем знать, — может быть, даже скифская кровь — кровь первобытных обитателей этого разбойничьего и рыбачьего гнезда.
Они бесцеремонно расталкивали плечами толпу, тараторили что-то на своем быстром, певучем и нежном
генуэзском наречии и перекрикивались с пароходом.
И хотя он это все говорил по-итальянски, своим сладким и певучим
генуэзским акцентом, но и без перевода смысл стихов был ясен, благодаря его необыкновенно выразительным жестам: с таким видом внезапной боли он отдергивал руку, обожженную воображаемым огнем, — и с такой гримасой брезгливого отвращения он отбрасывал от себя холодный уголь.
Наконец-то сверху, с
Генуэзской крепости, заметили белую тряпку, поднятую на дымовой трубе, — сигнал: «Терплю бедствие».
Неточные совпадения
Прошла Балаклава с едва заметными силуэтами разрушенной
генуэзской башни на горе, мохнатый мыс Айя, кудрявый Ласпи, Форос византийской церковью, стоящей высоко, точно на подносе, с Байдарскими воротами, венчающими гору.
Когда мне минуло шесть лет, стремлению этому суждено было осуществиться: отец мой, катаясь на лодке в
Генуэзском заливе, опрокинулся и пошел как ключ ко дну в море.
Это было каменное строение, вроде тех, которых когда-то настроили вдоволь
генуэзские купцы, — с неправильными, неравной величины окнами, с железными ставнями и засовами.
Словом, я все еще К Морю ехала, и чем ближе подъезжала — тем меньше в него верила, а в последний свой
генуэзский день и совсем изверилась и даже мало обрадовалась, когда отец, повеселев от чуть подавшейся ртути в градуснике матери, нам — утром: «Ну, дети!
Но — мать объяснила, и мы поверили: это
Генуэзский залив, а когда
Генуэзский залив — всегда так. То море — завтра.