Неточные совпадения
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, вот только что, застал
полковой командир
в собрании подполковника Леха. Разорался на него так, что на соборной площади было слышно. А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит на месте и качается, руки за спину заложил. А Шульгович как рявкнет на него: «Когда разговариваете с
полковым командиром, извольте руки на заднице не держать!» И прислуга здесь же была.
— А-а! Подпоручик Ромашов. Хорошо вы, должно быть, занимаетесь с людьми. Колени вместе! — гаркнул Шульгович, выкатывая глаза. — Как стоите
в присутствии своего
полкового командира? Капитан Слива, ставлю вам на вид, что ваш субалтерн-офицер не умеет себя держать перед начальством при исполнении служебных обязанностей… Ты, собачья душа, — повернулся Шульгович к Шарафутдинову, — кто у тебя
полковой командир?
Неожиданно вспомнилась Ромашову недавняя сцена на плацу, грубые крики
полкового командира, чувство пережитой обиды, чувство острой и
в то же время мальчишеской неловкости перед солдатами. Всего больнее было для него то, что на него кричали совсем точно так же, как и он иногда кричал на этих молчаливых свидетелей его сегодняшнего позора, и
в этом сознании было что-то уничтожавшее разницу положений, что-то принижавшее его офицерское и, как он думал, человеческое достоинство.
И вот книги лежат уже девять месяцев на этажерке, и Гайнан забывает сметать с них пыль, газеты с неразорванными бандеролями валяются под письменным столом, журнал больше не высылают за невзнос очередной полугодовой платы, а сам подпоручик Ромашов пьет много водки
в собрании, имеет длинную, грязную и скучную связь с
полковой дамой, с которой вместе обманывает ее чахоточного и ревнивого мужа, играет
в штосс и все чаще и чаще тяготится и службой, и товарищами, и собственной жизнью.
Остаться здесь — это значит опуститься, стать
полковой дамой, ходить на ваши дикие вечера, сплетничать, интриговать и злиться по поводу разных суточных и прогонных… каких-то грошей!.. бррр… устраивать поочередно с приятельницами эти пошлые «балки», играть
в винт…
На место дуэли приезжают все офицеры полка, чуть ли даже не
полковые дамы, и даже где-то
в кустах помещается фотограф.
Летом им все-таки приходилось делать батальонные учения, участвовать
в полковых и дивизионных занятиях и нести трудности маневров.
Они стояли на
полковом дворе, сбившись
в кучу, под дождем, точно стадо испуганных и покорных животных, глядели недоверчиво, исподлобья.
В половине четвертого к Ромашову заехал
полковой адъютант, поручик Федоровский. Это был высокий и, как выражались
полковые дамы, представительный молодой человек с холодными глазами и с усами, продолженными до плеч густыми подусниками. Он держал себя преувеличенно-вежливого строго-официально с младшими офицерами, ни с кем не дружил и был высокого мнения о своем служебном положении. Ротные командиры
в нем заискивали.
— Бон-да-рен-ко! — крикнул из-за стены
полковой командир, и звук его огромного голоса сразу наполнил все закоулки дома и, казалось, заколебал тонкие перегородки передней. Он никогда не употреблял
в дело звонка, полагаясь на свое необыкновенное горло. — Бондаренко! Кто там есть еще? Проси.
Потом
в переднюю впорхнуло семейство Лыкачевых — целый выводок хорошеньких, смешливых и картавых барышень во главе с матерью — маленькой, живой женщиной, которая
в сорок лет танцевала без устали и постоянно рожала детей — «между второй и третьей кадрилью», как говорил про нее
полковой остряк Арчаковский.
У
полковых дирижеров установились издавна некоторые особенные приемы и милые шутки. Так,
в третьей кадрили всегда считалось необходимым путать фигуры и делать, как будто неумышленно, веселые ошибки, которые всегда возбуждали неизменную сумятицу и хохот. И Бобетинский, начав кадриль-монстр неожиданно со второй фигуры, то заставлял кавалеров делать соло и тотчас же, точно спохватившись, возвращал их к дамам, то устраивал grand-rond [Большой круг (франц.).] и, перемешав его, заставлял кавалеров отыскивать дам.
Ромашов задумался. Шальная, мальчишеская мысль мель-кнула у него
в голове: пойти и попросить взаймы у
полкового командира. «Воображаю! Наверное, сначала оцепенеет от ужаса, потом задрожит от бешенства, а потом выпалит, как из мортиры: „Что-о? Ма-ал-чать! На четверо суток на гауптвахту!“
Полковые дамы,
в глубине души уязвленные его невниманием к нем, говорили, что они не понимают, как это можно бывать у Рафальского: «Ах, это такой ужас, эти звери!
Комбинация Веткина оказалась весьма простой, но не лишенной остроумия, причем главное участие
в ней принимал
полковой портной Хаим. Он взял от Веткина расписку
в получении мундирной пары, но на самом деле изобретательный Павел Павлович получил от портного не мундир, а тридцать рублей наличными деньгами.
Было так же наверно известно о его близости с madame Тальман: ради нее его и приглашали обыкновенно
в гости — этого требовали своеобразные законы
полковой вежливости и внимания.
В половине одиннадцатого приехал
полковой командир. Под ним был огромный, видный гнедой мерин, весь
в темных яблоках, все четыре ноги белые до колен. Полковник Шульгович имел на лошади внушительный, почти величественный вид и сидел прочно, хотя чересчур по-пехотному, на слишком коротких стременах. Приветствуя полк, он крикнул молодцевато, с наигранным веселым задором...
Впереди, шагах
в трехстах от строя, яркими разноцветными пятнами пестрели дамские платья, зонтики и шляпки: там стояли
полковые дамы, собравшиеся поглядеть на парад.
У
полкового командира и у Осадчего на всех ученьях было постоянное любовное соревнование
в голосах. И теперь даже
в шестнадцатой роте была слышна щегольская металлическая команда Осадчего...
— Батальон, на пле… — и напряженно впились глазами
в полкового командира.
Ромашов отделился от офицеров, толпою возвращавшихся
в город, и пошел дальней дорогой, через лагерь. Он чувствовал себя
в эти минуты каким-то жалким отщепенцем, выброшенным из
полковой семьи, каким-то неприятным, чуждым для всех человеком, и даже не взрослым человеком, а противным, порочным и уродливым мальчишкой.
Посредине
в кресле сидел председатель — подполковник Мигунов, толстый, надменный человек, без шеи, с поднятыми вверх круглыми плечами; по бокам от него — подполковники: Рафальский и Лех, дальше с правой стороны — капитаны Осадчий и Петерсон, а с левой — капитан Дювернуа и штабс-капитан Дорошенко,
полковой казначей.
Неточные совпадения
— Сейчас придем! — крикнул Вронский офицеру, заглянувшему
в комнату и звавшему их к
полковому командиру.
На дворе, первое, что бросилось
в глаза Вронскому, были песенники
в кителях, стоявшие подле боченка с водкой, и здоровая веселая фигура
полкового командира, окруженного офицерами: выйдя на первую ступень балкона, он, громко перекрикивая музыку, игравшую Офенбаховскую кадриль, что-то приказывал и махал стоявшим
в стороне солдатам.
Зная, что что-то случилось, но не зная, что именно, Вронский испытывал мучительную тревогу и, надеясь узнать что-нибудь, пошел
в ложу брата. Нарочно выбрав противоположный от ложи Анны пролет партера, он, выходя, столкнулся с бывшим
полковым командиром своим, говорившим с двумя знакомыми. Вронский слышал, как было произнесено имя Карениных, и заметил, как поспешил
полковой командир громко назвать Вронского, значительно взглянув на говоривших.
Приехав во Французский театр, Вронский удалился с
полковым командиром
в фойе и рассказал ему свой успех или неуспех.
Потом
полковой командир, уже несколько ослабевши, сел на дворе на лавку и начал доказывать Яшвину преимущество России пред Пруссией, особенно
в кавалерийской атаке, и кутеж на минуту затих.