Придя к себе, Ромашов, как был, в пальто, не сняв даже шашки, лег на кровать и долго лежал, не двигаясь, тупо и пристально
глядя в потолок. У него болела голова и ломило спину, а в душе была такая пустота, точно там никогда не рождалось ни мыслей, ни вспоминаний, ни чувств; не ощущалось даже ни раздражения, ни скуки, а просто лежало что-то большое, темное и равнодушное.
Неточные совпадения
— Конечно, летаю, — ответил он. — Но только с каждым годом все ниже и ниже. Прежде,
в детстве, я летал под
потолком. Ужасно смешно было
глядеть на людей сверху: как будто они ходят вверх ногами. Они меня старались достать половой щеткой, но не могли. А я все летаю и все смеюсь. Теперь уже этого нет, теперь я только прыгаю, — сказал Ромашов со вздохом. — Оттолкнусь ногами и лечу над землей. Так, шагов двадцать — и низко, не выше аршина.
Четыре дня лежал он, задыхаясь, синий, разбухший, и,
глядя в потолок мокрыми щелочками глаз, молчал.
Неточные совпадения
Она лежала
в постели с открытыми глазами,
глядя при свете одной догоравшей свечи на лепной карниз
потолка и на захватывающую часть его тень от ширмы, и живо представляла себе, что̀ он будет чувствовать, когда ее уже не будет и она будет для него только одно воспоминание.
Учитель встречал детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх лицом на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы рук
в рыжие, нечесанные космы жестких и прямых волос, подняв к
потолку расколотую, медную бородку, не
глядя на учеников, он спрашивал и рассказывал тихим голосом, внятными словами, но Дронов находил, что учитель говорит «из-под печки».
Глядя в деревянный, из палубной рейки,
потолок, он следил, как по щелям стекает вода и, собираясь
в стеклянные, крупные шарики, падает на пол, образуя лужи.
Услышит о каком-нибудь замечательном произведении — у него явится позыв познакомиться с ним; он ищет, просит книги, и если принесут скоро, он примется за нее, у него начнет формироваться идея о предмете; еще шаг — и он овладел бы им, а посмотришь, он уже лежит,
глядя апатически
в потолок, и книга лежит подле него недочитанная, непонятая.
Они не знали, куда деться от жара, и велели мальчишке-китайцу махать привешенным к
потолку, во всю длину столовой, исполинским веером. Это просто широкий кусок полотна с кисейной бахромой; от него к дверям протянуты снурки, за которые слуга дергает и освежает комнату. Но,
глядя на эту затею, не можешь отделаться от мысли, что это — искусственная, временная прохлада, что вот только перестанет слуга дергать за веревку, сейчас на вас опять как будто наденут
в бане шубу.