Неточные совпадения
Ромашов
глядел в седое, красное, раздраженное лицо и чувствовал, как у него от обиды и от волнения колотится сердце и темнеет перед
глазами… И вдруг, почти неожиданно для самого себя, он сказал глухо...
Ромашов, который теперь уже не шел, а бежал, оживленно размахивая руками, вдруг остановился и с трудом пришел
в себя. По его спине, по рукам и ногам, под одеждой, по голому телу, казалось, бегали чьи-то холодные пальцы, волосы на голове шевелились,
глаза резало от восторженных слез. Он и сам не заметил, как дошел до своего дома, и теперь, очнувшись от пылких грез, с удивлением
глядел на хорошо знакомые ему ворота, на жидкий фруктовый сад за ними и на белый крошечный флигелек
в глубине сада.
Глядя ему
в глаза внимательно и ясно, она, по обыкновению, энергично пожала своей маленькой, теплой и мягкой рукой его холодную руку.
— Здравствуйте, мой дорогой, — сказал Назанский, крепко пожимая и встряхивая руку Ромашова и
глядя ему прямо
в глаза задумчивыми, прекрасными голубыми
глазами. — Садитесь-ка вот здесь, на кровать. Вы слышали, что я подал рапорт о болезни?
Он стоял теперь перед Ромашовым и
глядел ему прямо
в лицо, но по мечтательному выражению его
глаз и по неопределенной улыбке, блуждавшей вокруг его губ, было заметно, что он не видит своего собеседника.
Из дверей выюркнул денщик — типичный командирский денщик, с благообразно-наглым лицом, с масляным пробором сбоку головы,
в белых нитяных перчатках. Он сказал почтительным тоном, но
в то же время дерзко, даже чуть-чуть прищурившись,
глядя прямо
в глаза подпоручику...
На их игру
глядел, сидя на подоконнике, штабс-капитан Лещенко, унылый человек сорока пяти лет, способный одним своим видом навести тоску; все у него
в лице и фигуре висело вниз с видом самой безнадежной меланхолии: висел вниз, точно стручок перца, длинный, мясистый, красный и дряблый нос; свисали до подбородка двумя тонкими бурыми нитками усы; брови спускались от переносья вниз к вискам, придавая его
глазам вечно плаксивое выражение; даже старенький сюртук болтался на его покатых плечах и впалой груди, как на вешалке.
И только проделав одну из этих штучек, он отводил Ромашова
в сторону и
глядя на него
в упор круглыми рыбьими
глазами, делал ему грубый выговор.
Очередь дошла до левофлангового солдатика Хлебникова, который служил
в роте общим посмешищем. Часто,
глядя на него, Ромашов удивлялся, как могли взять на военную службу этого жалкого, заморенного человека, почти карлика, с грязным безусым лицом
в кулачок. И когда подпоручик встречался с его бессмысленными
глазами,
в которых, как будто раз навсегда с самого дня рождения, застыл тупой, покорный ужас, то
в его сердце шевелилось что-то странное, похожее на скуку и на угрызение совести.
— Милый, милый, не надо!.. — Она взяла обе его руки и крепко сжимала их,
глядя ему прямо
в глаза.
В этом взгляде было опять что-то совершенно незнакомое Ромашову — какая-то ласкающая нежность, и пристальность, и беспокойство, а еще дальше,
в загадочной глубине синих зрачков, таилось что-то странное, недоступное пониманию, говорящее на самом скрытом, темном языке души…
Ромашову очень хотелось ехать вместе с Шурочкой, но так как Михин всегда был ему приятен и так как чистые, ясные
глаза этого славного мальчика
глядели с умоляющим выражением, а также и потому, что душа Ромашова была
в эту минуту вся наполнена большим радостным чувством, — он не мог отказать и согласился.
Все молчали, точно подавленные неожиданным экстазом этого обыкновенно мрачного, неразговорчивого человека, и
глядели на него с любопытством и со страхом. Но вдруг вскочил с своего места Бек-Агамалов. Он сделал это так внезапно, и так быстро, что многие вздрогнули, а одна из женщин вскочила
в испуге. Его
глаза выкатились и дико сверкали, крепко сжатые белые зубы были хищно оскалены. Он задыхался и не находил слов.
И,
глядя неотступно
в лицо корпусного командира, он подумал про себя, по своей наивной детской привычке: «
Глаза боевого генерала с удовольствием остановились на стройной, худощавой фигуре молодого подпоручика».
И все расходились смущенные, подавленные, избегая
глядеть друг на друга. Каждый боялся прочесть
в чужих
глазах свой собственный ужас, свою рабскую, виноватую тоску, — ужас и тоску маленьких, злых и грязных животных, темный разум которых вдруг осветился ярким человеческим сознанием.
Ромашов
глядел в окно. Теперь его
глаза, привыкшие к темноте, различали неясный, чуть видный переплет рамы.
Неточные совпадения
Крестьяне сняли шапочки. // Низенько поклонилися, // Повыстроились
в ряд // И мерину саврасому // Загородили путь. // Священник поднял голову, //
Глядел,
глазами спрашивал: // Чего они хотят?
С козою с барабанщицей // И не с простой шарманкою, // А с настоящей музыкой // Смотрели тут они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не
в бровь, а прямо
в глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — //
Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто
в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Мы слова не промолвили, // Друг другу не
глядели мы //
В глаза… а всей гурьбой // Христьяна Христианыча // Поталкивали бережно // Всё к яме… всё на край…
Создавать" — это значит представить себе, что находишься
в дремучем лесу; это значит взять
в руку топор и, помахивая этим орудием творчества направо и налево, неуклонно идти куда
глаза глядят.
План был начертан обширный. Сначала направиться
в один угол выгона; потом, перерезав его площадь поперек, нагрянуть
в другой конец; потом очутиться
в середине, потом ехать опять по прямому направлению, а затем уже куда
глаза глядят. Везде принимать поздравления и дары.