Неточные совпадения
Чего бы глаза
царя ни пожелали, он не отказывал им и не возбранял
сердцу своему никакого веселия.
И с бедной девушкой из виноградника, по имени Суламифь, которую одну из всех женщин любил
царь всем своим
сердцем.
Одно имя
царя Соломона, произнесенное вслух, волновало
сердце женщины, как аромат пролитого мирра, напоминающий о ночах любви.
Помыслы в
сердце человеческом — глубокая вода, но и их умел вычерпывать мудрый
царь. В словах и голосе, в глазах, в движениях рук так же ясно читал он самые сокровенные тайны душ, как буквы в открытой книге. И потому со всех концов Палестины приходило к нему великое множество людей, прося суда, совета, помощи, разрешения спора, а также и за разгадкою непонятных предзнаменований и снов. И дивились люди глубине и тонкости ответов Соломоновых.
«Слово — искра в движении
сердца», — так говорил
царь.
И увидел он в своих исканиях, что участь сынов человеческих и участь животных одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом. И понял
царь, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание — умножает скорбь. Узнал он также, что и при смехе иногда болит
сердце и концом радости бывает печаль. И однажды утром впервые продиктовал он Елихоферу и Ахии...
Так поет она, подвязывая виноградные лозы, и медленно спускается вниз, ближе и ближе к каменной стене, за которой стоит
царь. Она одна — никто не видит и не слышит ее; запах цветущего винограда, радостная свежесть утра и горячая кровь в
сердце опьяняют ее, и вот слова наивной песенки мгновенно рождаются у нее на устах и уносятся ветром, забытые навсегда...
Она молчит, горя от стыда и счастья. Глаза ее светятся и меркнут, они туманятся блаженной улыбкой.
Царь слышит в своей руке бурное биение ее
сердца.
— Я исполнил все, что ты приказал,
царь, — сказал этот человек. — Я поставил труп старика у дерева и дал каждому из братьев их луки и стрелы. Старший стрелял первым. На расстоянии ста двадцати локтей он попал как раз в то место, где бьется у живого человека
сердце.
— Так пусть ему и принадлежит имение его отца, — решил
царь. — Он оказался достойнейшим сыном. Старший же, если хочет, может поступить в число моих телохранителей. Мне нужны такие сильные и жадные люди, с меткою рукою, верным взглядом и с
сердцем, обросшим шерстью.
— Нет, я только
царь, возлюбленная. Но вот на этом месте я целую твою милую руку, опаленную солнцем, и клянусь тебе, что еще никогда: ни в пору первых любовных томлений юности, ни в дни моей славы, не горело мое
сердце таким неутолимым желанием, которое будит во мне одна твоя улыбка, одно прикосновение твоих огненных кудрей, один изгиб твоих пурпуровых губ! Ты прекрасна, как шатры Кидарские, как завесы в храме Соломоновом! Ласки твои опьяняют меня. Вот груди твои — они ароматны. Сосцы твои — как вино!
Златоцветом и лилиями покрывала Суламифь свое ложе, приготовляя его к ночи, и, покоясь на ее груди, говорил
царь в веселии
сердца...
Стояли светлые, теплые, лунные ночи — сладкие ночи любви! На ложе из тигровых шкур лежала обнаженная Суламифь, и
царь, сидя на полу у ее ног, наполнял свой изумрудный кубок золотистым вином из Мареотиса, и пил за здоровье своей возлюбленной, веселясь всем
сердцем, и рассказывал он ей мудрые древние странные сказания. И рука Суламифи покоилась на его голове, гладила его волнистые черные волосы.
— Скажи мне, мой
царь, — спросила однажды Суламифь, — не удивительно ли, что я полюбила тебя так внезапно? Я теперь припоминаю все, и мне кажется, что я стала принадлежать тебе с самого первого мгновения, когда не успела еще увидеть тебя, а только услышала твой голос.
Сердце мое затрепетало и раскрылось навстречу к тебе, как раскрывается цветок во время летней ночи от южного ветра. Чем ты так пленил меня, мой возлюбленный?
Наслышавшись много о мудрости и красоте израильского
царя, она прибыла к нему из своей страны с богатыми дарами, желая испытать его мудрость и покорить его
сердце.
— Нет,
царь, нет! Я помню. Когда ты стоял под окном моего дома и звал меня: «Прекрасная моя, выйди, волосы мои полны ночной росою!» — я узнала тебя, я вспомнила тебя, и радость и страх овладели моим
сердцем. Скажи мне, мой
царь, скажи, Соломон: вот, если завтра я умру, будешь ли ты вспоминать свою смуглую девушку из виноградника, свою Суламифь?
— Да, мой
царь. Ты сам знаешь, что, когда я слушаю тебя,
сердце мое растет от радости! Но я хочу тебя попросить о чем-то…
Неточные совпадения
Великий
царь, отсрочь мое изгнанье, — // Огонь любви моей воспламенит // Снегурочки нетронутое
сердце. // Клянусь тебе великими богами, // Снегурочка моей супругой будет, // А если нет — пускай меня карает // Закон
царя и страшный гнев богов.
Великий
царь, стыдливость наблюдая // Обычную, могла бы я, конечно, // Незнанием отговориться; но // Желание служить для пользы общей // Стыдливостью пожертвовать велит. // Из юношей цветущих, берендеев, // Известных мне, один лишь только может // Внушить любовь девице,
сердце жен // Поколебать, хотя бы наша верность // Крепка была, как сталь, — и это Лель.
Девица, не тужи! // Печаль темнит лица живые краски, // Забывчиво девичье горе,
сердце // Отходчиво: как в угольке, под пеплом // Таится в нем огонь для новой страсти. // Обидчика забудь! А за обиду // Отмститель суд да
царь.
Батюшко, светлый
царь, // Нешто так водится? // Где ж это писано, // Где же показано? // Сердце-то вынувши…
Великий
царь, любви Купава ищет. // Хочу любить; а как его полюбишь? // Обижено, разбито
сердце им; // Лишь ненависть к нему до гроба будет // В груди моей. Не надо мне его.