Неточные совпадения
После молитвы наступила полная тишина. Раздражение кадета не только не улеглось, но, наоборот, все возрастало. Он кружился
в маленьком пространстве четырех квадратных шагов, и новые дикие и дерзкие
мысли все более овладевали им.
Они на много-много дней скрашивали монотонное однообразие жизни
в казенном закрытом училище, и была
в них чудесная и чистая прелесть, вновь переживать летние впечатления, которые тогда протекали совсем не замечаемые, совсем не ценимые, а теперь как будто по волшебству встают
в памяти
в таком радостном, блаженном сиянии, что сердце нежно сжимается от тихого томления и впервые крадется смутно
в голову печальная
мысль: «Неужели все
в жизни проходит и никогда не возвращается?»
Все эти слухи и вести проникают
в училище. Юнкера сами не знают, чему верить и чему не верить. Как-то нелепо странна, как-то уродливо неправдоподобна
мысль, что государю, вершинной, единственной точке той великой пирамиды, которая зовется Россией, может угрожать опасность и даже самая смерть от случайного крушения поезда. Значит, выходит, что и все существование такой необъятно большой, такой неизмеримо могучей России может зависеть от одного развинтившегося дорожного болта.
В голове как шампанское. Скользит смутно одна опасливая
мысль: так необыкновенно, так нетерпеливо волнуют эти счастливые минуты, что, кажется, вдруг перегоришь
в ожидании, вдруг не хватит чего-то у тебя для самого главного, самого большого.
Правда, Александров тут же ловил себя с раскаянием на дурных и грубых
мыслях. Но он уже давно знал, какие злые, нелепые, уродливые, бесстыдные, позорные
мысли и образы теснятся порою
в уме человека против его воли.
Александров перестал сочинять (что, впрочем, очень благотворно отозвалось на его последних
в корпусе выпускных экзаменах), но
мысли его и фантазии еще долго не могли оторваться от воображаемого писательского волшебного мира, где все было блеск, торжество и победная радость. Не то чтобы его привлекали громадные гонорары и бешеное упоение всемирной славой, это было чем-то несущественным, призрачным и менее всего волновало. Но манило одно слово — «писатель», или еще выразительнее — «господин писатель».
В голову не могла ему прийти простая
мысль о том, что самому Дрозду, или одному из других офицеров училища, или каким-нибудь внеучилищным их знакомым мог попасться под руку воскресный экземпляр «Вечерних досугов».
— Темп, — говорил он фараонам, — есть великое шестое чувство. Темп придает уверенность движениям, ловкость телу и ясность
мысли. Весь мир построен на темпе. Поэтому, о! фараоны, ходите
в темп, делайте приемы
в темп, а главное, танцуйте
в темп и умейте пользоваться темпом при фехтовании и
в гимнастических упражнениях.
Он делает небольшим молчанием двоеточие, совсем маленькое, всего
в полторы секунды, но
в этот короткий промежуток сотни тревожных
мыслей пробегают
в голове Александрова.
Но
в душе его все-таки мелькала, как, может быть, и у других юнкеров, досадная
мысль: где же, наконец, эта пресловутая, безумная скачка, от которой захватывает дух и трепыхает сердце?
Но эта дурная
мысль так же быстро исчезла, как и пришла.
В езде Фотогена есть магическая непонятная красота.
В этой странной грусти нет даже и намека на
мысль о неизбежной смерти всего живущего. Такого порядка
мысли еще далеки от юнкера. Они придут гораздо позже, вместе с внезапным ужасающим открытием того, что «ведь и я, я сам, я, милый, добрый Александров, непременно должен буду когда-нибудь умереть, подчиняясь общему закону».
Хотелось было юнкеру сказать: «Мне бы стакан водки!» Читал он много русских романов, и
в них очень часто отвергнутый герой нарезывался с горя водкою до потери сознания. Но большое усатое лицо швейцара было так просто, так весело и добродушно, что он почувствовал стыд за свою случайную дурацкую
мысль.
Александров оживляется. Отличная, проказливая
мысль приходит ему
в голову. Он подходит к первой от входа девочке, у которой волосы, туго перетянутые снизу ленточкой, торчат вверх, точно хохол у какой-то редкостной птицы, делает ей глубочайший церемонный поклон и просит витиевато...
Кончились зимние каникулы. Тяжеловато после двух недель почти безграничной свободы втягиваться снова
в суровую воинскую дисциплину,
в лекции и репетиции,
в строевую муштру,
в раннее вставание по утрам,
в ночные бессонные дежурства,
в скучную повторяемость дней, дел и
мыслей.
С этого момента, по мере того как уходит
в глубь прошлого волшебный бал, но все ближе, нежнее и прекраснее рисуется
в воображении очаровательный образ Зиночки и все тревожнее становятся ночи Александрова, — им все настойчивее овладевает
мысль написать Зиночке Белышевой письмо.
Очень быстро приходит
в голову Александрову (немножко поэту)
мысль о системе акростиха. Но удается ему написать такое сложное письмо только после многих часов упорного труда, изорвав сначала
в мелкие клочки чуть ли не десть почтовой бумаги. Вот это письмо,
в котором начальные буквы каждой строки Александров выделял чуть заметным нажимом пера.
Но есть
в мире удивительное явление: мать с ее ребенком еще задолго до родов соединены пуповиной. При родах эту пуповину перерезают и куда-то выбрасывают. Но духовная пуповина всегда остается живой между матерью и сыном, соединяя их
мыслями и чувствами до смерти и даже после нее.
У них, говорили они, не было никаких преступных, заранее обдуманных намерений. Была только
мысль — во что бы то ни стало успеть прийти
в лагери к восьми с половиною часам вечера и
в срок явиться дежурному офицеру. Но разве виноваты они были
в том, что на балконе чудесной новой дачи, построенной
в пышном псевдорусском стиле, вдруг показались две очаровательные женщины, по-летнему, легко и сквозно одетые. Одна из них, знаменитая
в Москве кафешантанная певица, крикнула...
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя
в голове, — один из тех людей, которых
в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не
в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь
мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и
в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него
в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил
мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было
в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные
мысли внушаются юношеству.
Не подозрителен // Крестьянин коренной, //
В нем
мысль не зарождается, // Как у людей достаточных, // При виде незнакомого, // Убогого и робкого:
В минуты унынья, о Родина-мать! // Я
мыслью вперед улетаю, // Еще суждено тебе много страдать, // Но ты не погибнешь, я знаю.