Лонгрен поехал в город, взял расчет,
простился с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам все делать для девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе.
Потом, когда он
простился с товарищами, настали те две минуты, которые он отсчитал, чтобы думать про себя; он знал заранее, о чем он будет думать: ему все хотелось представить себе, как можно скорее и ярче, что вот как же это так: он теперь есть и живет, а через три минуты будет уже нечто, кто-то или что-то, — так кто же?
Платов из Тулы уехал, а оружейники три человека, самые искусные из них, один косой Левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья при ученье выдраны,
попрощались с товарищами и с своими домашними да, ничего никому не сказывая, взяли сумочки, положили туда что нужно съестного и скрылись из города.
— Вздор! — сказал Зухин. — Что ж тут неловкого, что мы все идем
проститься с товарищем, где бы он ни был. Пустяки! Идем, кто хочет.
Неточные совпадения
Клим Самгин промолчал, ему все приятнее было слушать печальные речи
товарища. Он даже пожалел, когда Макаров вдруг
простился с ним и, оглянувшись, шагнул на двор трактира.
Его и
товарищей, бывших
с ним, угостили чаем, водкой и сухарями и
простились с ними надолго, если не навсегда.
— Ну, благодарствуй, — сказал Нехлюдов, взяв бумагу, и, не дослушав,
простился с своим бывшим
товарищем.
Из Иркутска я к тебе писал; ты, верно, давно получил этот листок, в котором сколько-нибудь узнал меня.
Простившись там
с добрыми нашими товарищами-друзьями, я отправился 5 сентября утром в дальний мой путь. Не буду тем дальним путем вести тебя — скажу только словечко про наших,
с которыми удалось увидеться.
Всё, что он видел и слышал, было так мало сообразно
с его прошедшими, недавними впечатлениями: паркетная светлая, большая зала экзамена, веселые, добрые голоса и смех
товарищей, новый мундир, любимый царь, которого он семь лет привык видеть, и который,
прощаясь с ними со слезами, называет их детьми своими, — и так мало всё, что он видел, похоже на его прекрасные, радужные, великодушные мечты.