Неточные совпадения
— Надо что-нибудь
делать. Скучно
так. В карты я не играю и не люблю.
— Да, да, мой грузинчик. Ох, какой он приятный.
Так бы никогда его от себя не отпустила. Знаешь, он мне в последний раз что сказал? «Если ты будешь еще жить в публичном доме, то я
сделаю и тэбэ смэрть и сэбэ
сделаю смэрть». И
так глазами на меня сверкнул.
Они хотели как можно шире использовать свой довольно тяжелый заработок и потому решили
сделать ревизию положительно во всех домах Ямы, только к Треппелю не решились зайти,
так как там было слишком для них шикарно.
— Оставь меня в покое, Лихонин. По-моему, господа, это прямое и явное свинство — то, что вы собираетесь
сделать. Кажется,
так чудесно, мило и просто провели время,
так нет, вам непременно надо, как пьяным скотам, полезть в помойную яму. Не поеду я.
Так как девчонка вся переволновалась, и уже осипла от слез, и всех дичится — он, этот самый «имеющийся постовой городовой», вытягивает вперед два своих черных, заскорузлых пальца, указательный и мизинец, и начинает
делать девочке козу!
— Да нет, отчего же? — возразил репортер. — Я
сделаю самую простую и невинную вещь, возьму Пашу сюда, а если придется —
так и уплачу за нее. Пусть полежит здесь на диване и хоть немного отдохнет… Нюра, живо сбегай за подушкой!
— Нет,
так нельзя, — остановила его Женя, — что она уйти может — это
так, это верно, но неприятностей и крику не оберешься. Ты вот что, студент,
сделай. Тебе десять рублей не жаль?
— Дай бог мне
так жить, как я хочу вас обманывать! Но главное не в этом. Я вам еще предлагаю совершенно интеллигентную женщину.
Делайте с ней, что хотите. Вероятно, у вас найдется любитель. Барсукова тонко улыбнулась и спросила...
Он просиживал около нее целые ночи и по-прежнему терпеливо ждал, когда она возвратится от случайного гостя,
делал ей сцены ревности и все-таки любил и, торча днем в своей аптеке за прилавком и закатывая какие-нибудь вонючие пилюли, неустанно думал о ней и тосковал.
Без слез, без жалоб я склонилась пред судьбою…
Не знаю,
сделав мне
так много в жизни зла,
Любил ли ты меня? но если бы с тобою
Я встретиться могла!
Ах, если б я хоть встретиться могла!
— А дальше то, что я как задумал,
так и
сделал.
Зайдя за угол, он некоторое время мучительно старался вспомнить, что
такое ему нужно было непременно
сделать сейчас, вот сию минуту.
—
Так,
так,
так, — сказал он, наконец, пробарабанив пальцами по столу. — То, что
сделал Лихонин, прекрасно и смело. И то, что князь и Соловьев идут ему навстречу, тоже очень хорошо. Я, с своей стороны, готов, чем могу, содействовать вашим начинаниям. Но не лучше ли будет, если мы поведем нашу знакомую по пути,
так сказать, естественных ее влечений и способностей. Скажите, дорогая моя, — обратился он к Любке, — что вы знаете, умеете? Ну там работу какую-нибудь или что. Ну там шить, вязать, вышивать.
— Слушай, князь! Каждую святую мысль, каждое благое дело можно опаскудить и опохабить. В этом нет ничего ни умного, ни достойного. Если ты
так по-жеребячьи относишься к тому, что мы собираемся
сделать, то вот тебе бог, а вот и порог. Иди от нас!
— А что касается до меня, — заметил князь, — то я готов, как твой приятель и как человек любознательный, присутствовать при этом опыте и участвовать в нем. Но я тебя еще утром предупреждал, что
такие опыты бывали и всегда оканчивались позорной неудачей, по крайней мере те, о которых мы знаем лично, а те, о которых мы знаем только понаслышке, сомнительны в смысле достоверности. Но ты начал дело, Лихонин, — и
делай. Мы тебе помощники.
Но зато
делать искусственные цветы она научилась довольно быстро и вопреки мнению Симановского
делала их очень изящно и с большим вкусом,
так что через месяц шляпные и специальные магазины стали покупать у нее работу.
Да и, должно быть, он понимал, — а надо сказать, что эти восточные человеки, несмотря на их кажущуюся наивность, а может быть, и благодаря ей, обладают, когда захотят, тонким душевным чутьем, — понимал, что,
сделав хотя бы только на одну минуту Любку своей любовницей, он навсегда лишится этого милого, тихого семейного вечернего уюта, к которому он
так привык.
— То я! Это совсем другое дело. Он взял меня, вы сами знаете, откуда. А она — барышня невинная и благородная. Это подлость с его стороны
так делать. И, поверьте мне, Соловьев, он ее непременно потом бросит. Ах, бедная девушка! Ну, ну, ну, читайте дальше.
Беды и злоключения любовников в тюрьме, насильственное отправление Манон в Америку и самоотверженность де Грие, добровольно последовавшего за нею,
так овладели воображением Любки и потрясли ее душу, что она уже забывала
делать свои замечания.
— А я знаю! — кричала она в озлоблении. — Я знаю, что и вы
такие же, как и я! Но у вас папа, мама, вы обеспечены, а если вам нужно,
так вы и ребенка вытравите,многие
так делают. А будь вы на моем месте, — когда жрать нечего, и девчонка еще ничего не понимает, потому что неграмотная, а кругом мужчины лезут, как кобели, — то и вы бы были в публичном доме! Стыдно
так над бедной девушкой изголяться, — вот что!
«Черт бы ее побрал, — размышлял Лихонин в минуты „коварных планов“. — Все равно, пусть даже между ними ничего нет. А все-таки возьму и
сделаю страшную сцену ему и ей».
Лихонин, по ее словам, взял ее к себе только для того, чтобы увлечь, соблазнить, попользоваться, сколько хватит, ее глупостью, а потом бросить. А она, дура, сделалась и взаправду в него влюбимшись, а
так как она его очень ревновала ко всем этим кудлатым в кожаных поясах, то он и
сделал подлость: нарочно подослал своего товарища, сговорился с ним, а тот начал обнимать Любку, а Васька вошел, увидел и
сделал большой скандал и выгнал Любку на улицу.
А до этого дня, просыпаясь по утрам в своем логовище на Темниковской, — тоже по условному звуку фабричного гудка, — он в первые минуты испытывал
такие страшные боли в шее, спине, в руках и ногах, что ему казалось, будто только чудо сможет заставить его встать и
сделать несколько шагов.
Но ты еще никогда не знала размеров и власти своей наружности, а главное, ты не знаешь, до какой степени обаятельны
такие натуры, как ты, и как они властно приковывают к себе мужчин и
делают из них больше, чем рабов и скотов…
— Нет, я
так, на всякий случай… Возьми-ка, возьми деньги! Может быть, меня в больницу заберут… А там, как знать, что произойдет? Я мелочь себе оставила на всякий случай… А что же, если и в самом деле, Тамарочка, я захотела бы что-нибудь над собой
сделать, неужели ты стала бы мешать мне?
—
Так ты знала, подлая, что она собиралась
сделать? Знала, гадина?.. Знала и не сказала?..
Нинка была
так растеряна, что правая рука ее дернулась, чтобы
сделать крестное знамение, но она исправилась, громко чмокнула протянутую руку и отошла в сторону. Следом за нею также подошли Зоя, Генриетта, Ванда и другие. Одна Тамара продолжала стоять у стены спиной к зеркалу, к тому зеркалу, в которое
так любила, бывало, прохаживаясь взад и вперед по зале, заглядывать, любуясь собой, Женька.
— Послушай, Маня! Ты скажи им всем, чтобы они не обращали внимания на то, что меня выбрали экономкой. Это
так нужно. А они пусть
делают что хотят, только бы не подводили меня. Я им по-прежнему — друг и заступница… А дальше видно будет.
— Ничего ему не сделается… Подрыхает только… Ах, Тамарка! — воскликнул он страстным шепотом и даже вдруг крепко,
так, что суставы затрещали, потянулся от нестерпимого чувства, — кончай, ради бога, скорей!..
Сделаем дело и — айда! Куда хочешь, голубка! Весь в твоей воле: хочешь — на Одессу подадимся, хочешь — за границу. Кончай скорей!..
Регент в сером пальто и в серой шляпе, весь какой-то серый, точно запыленный, но с длинными прямыми усами, как у военного, узнал Верку,
сделал широкие, удивленные глаза, слегка улыбнулся и подмигнул ей. Раза два-три в месяц, а то и чаще посещал он с знакомыми духовными академиками, с
такими же регентами, как и он, и с псаломщиками Ямскую улицу и, по обыкновению,
сделав полную ревизию всем заведениям, всегда заканчивал домом Анны Марковны, где выбирал неизменно Верку.