Да и, должно быть, он понимал, — а надо сказать, что эти восточные человеки, несмотря на их кажущуюся наивность, а может быть, и благодаря ей, обладают, когда захотят, тонким душевным чутьем, — понимал, что,
сделав хотя бы только на одну минуту Любку своей любовницей, он навсегда лишится этого милого, тихого семейного вечернего уюта, к которому он так привык.
Неточные совпадения
Ты с ними
делаешь, что
хочешь, а у меня всё — либо старики, либо грудные младенцы.
Они
хотели как можно шире использовать свой довольно тяжелый заработок и потому решили
сделать ревизию положительно во всех домах Ямы, только к Треппелю не решились зайти, так как там было слишком для них шикарно.
— А
хотя бы? Одного философа, желая его унизит! посадили за обедом куда-то около музыкантов. А он, садясь, сказал: «Вот верное средство
сделать последнее место первым». И, наконец, я повторяю: если ваша совесть не позволяет вам, как вы выражаетесь, покупать женщин, то вы можете приехать туда и уехать, сохраняя свою невинность во всей ее цветущей неприкосновенности.
Чтобы уговорить, прельстить женщину, заставить ее
сделать все, что он
хочет, ему не требовалось никаких усилий: они сами шли на его зов и становились в его руках беспрекословными, послушными и податливыми.
— Господин Горизонт! Что вы мне голову дурачите? Вы
хотите то же самое со мной
сделать, что в прошлый раз?
— Дай бог мне так жить, как я
хочу вас обманывать! Но главное не в этом. Я вам еще предлагаю совершенно интеллигентную женщину.
Делайте с ней, что
хотите. Вероятно, у вас найдется любитель. Барсукова тонко улыбнулась и спросила...
Остальные двое согласились на это, вероятно, неохотно, но Елене Викторовне сопротивляться не было никакой возможности. Она всегда
делала все, что
хотела. И потом все они слышали и знали, что в Петербурге светские кутящие дамы и даже девушки позволяют себе из модного снобизма выходки куда похуже той, какую предложила Ровинская.
— Нет, нет, нет… Я
хочу всех их
сделать больными. Пускай они все сгниют и подохнут.
Здесь они нам не страшны, потому что мы с ними что
хотим, то и
делаем, а тогда!
— Подожди, Любочка! Подожди, этого не надо. Понимаешь, совсем, никогда не надо. То, что вчера было, ну, это случайность. Скажем, моя слабость. Даже более: может быть, мгновенная подлость. Но, ей-богу, поверь мне, я вовсе не
хотел сделать из тебя любовницу. Я
хотел видеть тебя другом, сестрой, товарищем… Нет, нет ничего: все сладится, стерпится. Не надо только падать духом. А покамест, дорогая моя, подойди и посмотри немножко в окно: я только приведу себя в порядок.
Вот Соловьев — тот
хотя и говорил непонятно, как и прочее большинство знакомых ей студентов, когда они шутили между собой или с девицами в общем зале (отдельно, в комнате, все без исключения мужчины, все, как один, говорили и
делали одно и то же), однако Соловьеву она поверила бы скорее и охотнее.
Бывали случаи, что на Нижерадзе находили припадки козлиной проказливой веселости. Он
делал вид, что
хочет обнять Любку, выкатывал на нее преувеличенно страстные глаза и театральным изнывающим шепотом произносил...
— Зачем, зачем ты это
делаешь, Женя? — спросил Гладышев с тоской. — Ну для чего это?.. Неужели ты
хочешь рассказать?..
— Да что же вы ругаетесь! — бурчал Петров, не поднимая глаз. — Ведь я вас не ругаю. Зачем же вы первая ругаетесь? Я имею полное право поступить, как я
хочу. Но я провел с вами время, и возьмите себе. А насильно я не
хочу. И с твоей стороны, Гладышев… то бишь, Солитеров, совсем это нехорошо. Я думал, она порядочная девушка. а она все лезет целоваться и бог знает что
делает…
— Нет, я так, на всякий случай… Возьми-ка, возьми деньги! Может быть, меня в больницу заберут… А там, как знать, что произойдет? Я мелочь себе оставила на всякий случай… А что же, если и в самом деле, Тамарочка, я
захотела бы что-нибудь над собой
сделать, неужели ты стала бы мешать мне?
— Вы правильно поступили, Тамара, — сказала, наконец, Эмма Эдуардовна. — Вы умно
сделали, что не подошли, подобно этим овцам, поцеловать у меня руку. Но все равно я вас до этого не допустила бы. Я тут же при всех
хотела, когда вы подойдете ко мне, пожать вам руку и предложить вам место первой экономки, — вы понимаете? — моей главной помощницы — и на очень выгодных для вас условиях.
— О, если
хотите, милая Тамара, я ничего не имею против вашей прихоти. Только для чего? Мертвому человеку это не поможет и не
сделает его живым. Выйдет только одна лишь сентиментальность… Но хорошо! Только ведь вы сами знаете, что по вашему закону самоубийц не хоронят или, — я не знаю наверное, — кажется, бросают в какую-то грязную яму за кладбищем.
— Нет, уж позвольте мне
сделать самой, как я
хочу. Пусть это будет моя прихоть, но уступите ее мне, милая, дорогая, прелестная Эмма Эдуардовна! Зато я обещаю вам, что это будет последняя моя прихоть. После этого я буду как умный и послушный солдат в распоряжении талантливого генерала.
— Послушай, Маня! Ты скажи им всем, чтобы они не обращали внимания на то, что меня выбрали экономкой. Это так нужно. А они пусть
делают что
хотят, только бы не подводили меня. Я им по-прежнему — друг и заступница… А дальше видно будет.
— Пускай!.. Заложи книжку! Вообще
делай что
хочешь!..
— Ничего ему не сделается… Подрыхает только… Ах, Тамарка! — воскликнул он страстным шепотом и даже вдруг крепко, так, что суставы затрещали, потянулся от нестерпимого чувства, — кончай, ради бога, скорей!..
Сделаем дело и — айда! Куда
хочешь, голубка! Весь в твоей воле:
хочешь — на Одессу подадимся,
хочешь — за границу. Кончай скорей!..
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не
хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Судья тоже, который только что был пред моим приходом, ездит только за зайцами, в присутственных местах держит собак и поведения, если признаться пред вами, — конечно, для пользы отечества я должен это
сделать,
хотя он мне родня и приятель, — поведения самого предосудительного.
Хотели было даже меня коллежским асессором
сделать, да, думаю, зачем.
Хлестаков. А! а! Не
хотите сказать. Верно, уж какая-нибудь брюнетка
сделала вам маленькую загвоздочку. Признайтесь,
сделала?
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я
хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не
сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».