Неточные совпадения
А на Малой Ямской, которую посещают солдаты, мелкие воришки, ремесленники и вообще народ серый и где берут за время пятьдесят копеек и меньше, совсем уж грязно и скудно:
пол в зале кривой, облупленный и занозистый, окна завешены красными кумачовыми кусками; спальни, точно стойла, разделены тонкими перегородками, не достающими до потолка, а на кроватях, сверх сбитых сенников, валяются скомканные кое-как, рваные, темные от времени, пятнистые простыни и дырявые байковые одеяла; воздух кислый и чадный,
с примесью алкогольных паров и запаха человеческих извержений; женщины, одетые в цветное ситцевое тряпье или в матросские костюмы, по большей части хриплы или гнусавы,
с полупровалившимися носами,
с лицами, хранящими следы вчерашних побоев и царапин и наивно раскрашенными при помощи послюненной красной коробочки от папирос.
Она рано встала, в десять часов, и
с удовольствием помогла кухарке вымыть в кухне
пол и столы.
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая,
с выкриками и слезами,
с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины
с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на
полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
Пассажирский поезд весело бежал
с юга на север, пересекая золотые хлебные
поля и прекрасные дубовые рощи,
с грохотом проносясь по железным мостам над светлыми речками, оставляя после себя крутящиеся клубы дыма.
На звонок отворила горничная, босая,
с подтыканным подолом,
с мокрой тряпкой в руке,
с лицом, полосатым от грязи, — она только что мыла
пол.
Лихонин прочитал также о том, что заведение не должно располагаться ближе чем на сто шагов от церквей, учебных заведений и судебных зданий, что содержать дом терпимости могут только лица женского
пола, что селиться при хозяйке могут только ее родственники и то исключительно женского
пола и не старше семи лет и что как девушки, так и хозяева дома и прислуга должны в отношениях между собою и также
с гостями соблюдать вежливость, тишину, учтивость и благопристойность, отнюдь не позволяя себе пьянства, ругательства и драки.
Зато она очень любила мыть
полы и исполняла это занятие так часто и
с таким усердием, что в квартире скоро завелась сырость и показались мокрицы.
Он говорил, может быть, и не так, но во всяком случае приблизительно в этом роде. Любка краснела, протягивала барышням в цветных кофточках и в кожаных кушаках руку, неуклюже сложенную всеми пальцами вместе, потчевала их чаем
с вареньем, поспешно давала им закуривать, но, несмотря на все приглашения, ни за что не хотела сесть. Она говорила: «Да-с, нет-с, как изволите». И когда одна из барышень уронила на
пол платок, она кинулась торопливо поднимать его.
Один молодой человек, развязный и красивый, в фуражке
с приплюснутыми
полями, лихо надетой набекрень, в шелковой рубашке, опоясанной шнурком
с кисточками, тоже повел ее
с собой в номера, спросил вина и закуску, долго врал Любке о том, что он побочный сын графа н что он первый бильярдист во всем городе, что его любят все девки и что он из Любки тоже сделает фартовую «маруху».
И Ванька-Встанька
с неожиданной для его лет легкостью и смелостью, не сгибая ни колен, ни спины, только угнув вниз голову, мгновенно упал, прямо как статуя, на
пол, но тотчас же ловко вскочил на ноги.
Около того места, где они только что сидели под каргиной, собрались все обитатели дома Анны Марковны и несколько посторонних людей. Они стояли тесной кучкой, наклонившись вниз. Коля
с любопытством подошел и, протиснувшись немного, заглянул между головами: на
полу, боком, как-то неестественно скорчившись, лежал Ванька-Встанька. Лицо у него было синее, почти черное. Он не двигался и лежал странно маленький, съежившись,
с согнутыми ногами. Одна рука была у него поджата под грудь, а другая откинута назад.
Кадеты бежали, что есть мочи. Теперь в темноте фигура скорчившегося на
полу Ваньки-Встаньки
с его синим лицом представлялась им такой страшной, какими кажутся покойники в ранней молодости, да если о них еще вспоминать ночью, в темноте.
Сторож сбегал куда-то и вернулся
с огарком и затрепанной книгой. Когда он зажег свечку, то девушки увидели десятка два трупов, которые лежали прямо на каменном
полу правильными рядами — вытянутые, желтые,
с лицами, искривленными предсмертными судорогами,
с раскроенными черепами, со сгустками крови на лицах,
с оскаленными зубами.
На другой же день пришлось отправить в богоугодное заведение — в сумасшедший дом — несчастную Пашку, которая окончательно впала в слабоумие. Доктора сказали, что никакой нет надежды на то, чтобы она когда-нибудь поправилась. И в самом деле, она, как ее положили в больнице на
полу, на соломенный матрац, так и не вставала
с него до самой смерти, все более и более погружаясь в черную, бездонную пропасть тихого слабоумия, но умерла она только через полгода от пролежней и заражения крови.