Неточные совпадения
— Милый
друг! — говорила однажды баронесса, держа на коленах прекрасного малютку и вся пылая от любви к нему. — Недаром астрологи напророчили нашему сыну столько даров. Полюбуйся им; посмотри, какой ум, сколько огня в его
глазах; он глядит на нас, будто нас понимает. Кажется, так и горит на нем звезда величия и славы! Кто знает, какая высокая доля ждет его! Ведь и король богемский, Подибрад, был простой дворянин…
Другой всадник был маленький, худенький —
глаза поникшие, с постным лицом, с смиренными робкими движениями, казалось, воды не замутит, приветливый, низкопоклонный.
— Быти по тому: живота не дать, кто сам посягает на чужую голову! (Тут он обратился к Курицыну, но, вспомнив, что он не сроден к поручениям о казнях, примолвил, махнув рукою:) Забыл я, что курица петухом не поет. (При этих словах в
глазах дьяка проникло удовольствие.) Мамон, это твое дело! Скажи моему тиуну московскому, да дворскому, чтобы литвина и толмача сожгли на Москве-реке. Сжечь их, слышишь ли? Чтобы
другим неповадно было и помышлять о таких делах.
Новое отделение, новые знаменитые пленники. И опять татаре, опять живое свидетельство Иоаннова ума и воли, смиривших Восток. Заключенные были два брата, один седой старик,
другой в летах, подвигающих к старости. Сидя рядом и перекинув
друг другу руки около шеи, они молча, грустно смотрели
друг другу в
глаза. В них видели они свое отечество, свое небо, своих родичей и
друзей, все бесценное и утраченное для них. В таком положении застал их великий князь. Смущенные, они расплелись и остались сидя.
Когда он сманивал меня, выводил меня из ума, он называл своим красным солнышком, звездою незакатною — такие речи приговаривал: «В ту пору мила
друга забуду, когда подломятся мои скоры ноги, опустятся молодецкие руки, засыплют мои
глаза песками, закроют белу грудь досками».
— Не люби меня, не пускай к себе на
глаза, — сказал он, — если
друг мой не наденет твоего креста и не будет носить его.
Я открою
глаза Иоанну: я предложу ему
другого лекаря.
Малютка в первый раз видел
друга своего в таком тревожном состоянии: губы его судорожно произносили слова,
глаза горели каким-то исступлением, щеки пылали.
Щеки — что твоя малина, в
глазах огонь соколиный: взглянут на
друга — рублем дарят, взглянут на недруга — крови хотят.
Крестный сын ее, урывками и украдкой от сторожких
глаз и слуха мамки, передал ей свой разговор со старушкой, мучительные опасения Антона, чтобы не узнали о пропаже драгоценного креста, опасения насчет ее здоровья и спокойствия; Андрюша рассказал все, все, что ни говорил
друг его, и Анастасия не могла не благодарить того и
другого.
Аристотель
глазами отца видел, как быстрый румянец и необыкновенная бледность лица Антонова изменили тайне его сердца, когда великий князь заговорил о дочери боярина, как потом неодолимая грусть пожирала его. Встревоженный, он искал развлечь своего молодого
друга и начал разбирать с ним характер Иоанна.
Завистнику всегда кажется, что тень великого человека может упасть на него и его заслонить от
глаз толпы, хотя они идут и разными путями; а завистнику то и дело кажется, что толпе нет
другой работы, как смотреть на его величие.
Сказав это, старик выпрямился и зорко посмотрел одиноким, блестящим
глазом на своего слушателя, как стрелок желая высмотреть, ловко ли ударил в цель. Заставили бы его повторить, он не сумел бы; ему самому казалось, кто-то
другой говорил в нем.
У которого шлем сполз на
глаза, и он, справляясь то с ним, то с лошадью, делает эквилибрические штуки, которых не сделал бы в
другое время ни за какие деньги.
Один целил мне в
глаз,
другой в сердце, третий в место более чувствительное, положим… в колено.
Кто метил мне в
глаз, тому я вырезал
глаз, воткнул его на конец меча и прямо с ним
другому в сердце так, что после смерти этого нашли уж у него
глаз, оправленный в сердце.
— Тогда язык мой прильнул бы к моей гортани! Разве я потерял разум! Верно, говорил я о каком-нибудь
другом Антоне-немце, только не о вашем будущем родственнике. О,
глаз мой далеко видит!.. Дело в том, что господин Антон бьется на славу.
Антон схватил то и
другое, спрятал пилу за пазуху и прочел с трудом, в ужасном волнении, следующие строки, прыгавшие и двоившиеся в
глазах: «Завтра хотят выдать тебя головою татарам.
Соня упала на ее труп, обхватила ее руками и так и замерла, прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в
другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.