Неточные совпадения
С небольшой горы открывались
прекрасные виды сквозь просеку дальнего леса на церковь села Холмец, напоминавшую мне Судбищенскую, на мельницу и курганы, где, по преданию, были похоронены
рыцари исчезнувшего с лица земли народа.
— Что ж тут удивительного, — заметил Ранеев. — Какая же девушка с чистым сердцем (на эти два слова он особенно сделал ударение), с умом, без глупых фантазий, видя его так часто, не оценит, помимо его привлекательной наружности, его ума,
прекрасного, благородного характера, не полюбит его. Берите, берите моего
рыцаря, душа моя, и дай Бог, чтобы сам оригинал принадлежал вам. Какую же куклу выберешь ты, Лиза? — прибавил он с иронией.
Пусть завистники утверждают, что его план «борьбы» напоминает оперетту Лекока «Le beau chevalier Dunois» [«
Прекрасный рыцарь Дюнуа» (фр.).] и не имеет никакого отношения к Навозному; он знает, что в Навозном уже давно прорываются факты, свидетельствующие, что яд, погубивший Францию, проник и туда и что, следовательно, именно теперь план его как нельзя более уместен и своевременен.
Неточные совпадения
Свежее, кипящее здоровьем и юностью,
прекрасное лицо
рыцаря представляло сильную противоположность с изнуренным и бледным лицом его спутницы.
— Не обманывай,
рыцарь, и себя и меня, — говорила она, качая тихо
прекрасной головой своей, — знаю и, к великому моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня; и знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы — враги тебе.
Рыцари, разбойники, защитники невинности,
прекрасные дамы — все это каким-то вихрем, точно на шабаше, мчалось в моей голове под грохот уличного движения и обрывалось бессвязно, странно, загадочно, дразня, распаляя, но не удовлетворяя воображение.
Вообще в это время под влиянием легенд старого замка и отрывочного чтения (в списках) «Гайдамаков» Шевченка — романтизм старой Украины опять врывался в мою душу, заполняя ее призраками отошедшей казацкой жизни, такими же мертвыми, как и польские
рыцари и их
прекрасные дамы…
Эпоха не только самая аскетическая, но и самая чувственная, отрицавшая сладострастье земное и утверждавшая сладострастье небесное, одинаково породившая идеал монаха и идеал
рыцаря, феодальную анархию и Священную Римскую империю, мироотрицание церкви и миродержавство той же церкви, аскетический подвиг монашества и рыцарский культ
прекрасной дамы, — эпоха эта обострила дуализм во всех сферах бытия и поставила перед грядущим человечеством неразрешенные проблемы: прежде всего проблему введения всей действительности в ограду церкви, превращения человеческой жизни в теократию.