Неточные совпадения
Эта записка имела свое действие. Она смутила, испугала герцога грозною неожиданностию, как внезапный крик петуха пугает
льва, положившего уже
лапу на свою жертву, чтобы растерзать ее. Он решился не обнаруживать государыне обиды, нанесенной ему соперником, до благоприятного исполнения прежде начертанных планов. Надо было отделаться и от Горденки, который его так ужасно преследовал. Собираясь зарезать ближнего, разбойник хотел прежде умыться.
Тогда она, не выпуская из
левой лапы своей добычи, правой на бегу стала хвататься за все, что попадалось по дороге: за стебли зимующих растений, и сухую траву, и прочее.
У капитана были и перчатки черные, из которых правую, еще не надеванную, он держал в руке, а левая, туго напяленная и не застегнувшаяся, до половины прикрывала его мясистую
левую лапу, в которой он держал совершенно новую, глянцевитую и, наверно, в первый еще раз служившую круглую шляпу.
Действительно, наискось и поперек следа преследуемого нами тигра шел еще другой такой же след. Предательская хромота на
левую лапу выдала тигра с головою. Стало ясно, что, выведенный из терпения настойчивыми преследованиями, он решил сам перейти в наступление. Для этого он сделал большую петлю и, перейдя свой след дважды, решил где-нибудь устроить засаду. Дело становилось серьезным. Мы удвоили внимание и пошли еще медленнее. Метров через пятьсот тигр пересек свой след в третий раз.
Неточные совпадения
Тогда, на площади Петровой, // Где дом в углу вознесся новый, // Где над возвышенным крыльцом // С подъятой
лапой, как живые, // Стоят два
льва сторожевые, // На звере мраморном верхом, // Без шляпы, руки сжав крестом, // Сидел недвижный, страшно бледный // Евгений.
На крыльце // С подъятой
лапой, как живые, // Стояли
львы сторожевые, // И прямо в темной вышине // Над огражденною скалою // Кумир с простертою рукою // Сидел на бронзовом коне.
Иные, сытые и гладкие, подобранные по мастям, покрытые разноцветными попонами, коротко привязанные к высоким кряквам, боязливо косились назад на слишком знакомые им кнуты своих владельцев-барышников; помещичьи кони, высланные степными дворянами за сто, за двести верст, под надзором какого-нибудь дряхлого кучера и двух или трех крепкоголовых конюхов, махали своими длинными шеями, топали ногами, грызли со скуки надолбы; саврасые вятки плотно прижимались друг к дружке; в величавой неподвижности, словно
львы, стояли широкозадые рысаки с волнистыми хвостами и косматыми
лапами, серые в яблоках, вороные, гнедые.
… В Люцерне есть удивительный памятник; он сделан Торвальдсеном в дикой скале. В впадине лежит умирающий
лев; он ранен насмерть, кровь струится из раны, в которой торчит обломок стрелы; он положил молодецкую голову на
лапу, он стонет; его взор выражает нестерпимую боль; кругом пусто, внизу пруд; все это задвинуто горами, деревьями, зеленью; прохожие идут, не догадываясь, что тут умирает царственный зверь.
Я ее сейчас из силка вынул, воткнул ее мордою и передними
лапами в голенище, в сапог, чтобы она не царапалась, а задние лапки вместе с хвостом забрал в
левую руку, в рукавицу, а в правую кнут со стены снял, да и пошел ее на своей кровати учить.