Неточные совпадения
В это время младший товарищ, прежде сидевший с ними
на одной скамейке и теперь прохаживавшийся по цветнику,
взглянул на балкон и, увидя, что
Роза вместо того, чтобы исполнять должность караульщицы, сидела в горестной задумчивости, из которой не могли, как он слышал, исторгнуть ее родные звуки, подошел к балкону и произнес потихоньку одно слово: «Фишерлинг» — так, чтобы оно только до нее дошло.
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека с больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом с Таисьей,
взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
Неточные совпадения
Хотя мне в эту минуту больше хотелось спрятаться с головой под кресло бабушки, чем выходить из-за него, как было отказаться? — я встал, сказал «rose» [
роза (фр.).] и робко
взглянул на Сонечку. Не успел я опомниться, как чья-то рука в белой перчатке очутилась в моей, и княжна с приятнейшей улыбкой пустилась вперед, нисколько не подозревая того, что я решительно не знал, что делать с своими ногами.
Самая старшая из сестер, Лидия Аркадьевна, стояла перед трюмо. Повернувшись боком к зеркалу и изогнув назад свою прекрасную обнаженную шею, она, слегка прищуривая близорукие глаза, закалывала в волосы чайную
розу. Она не выносила никакого шума и относилась к «мелюзге» с холодным и вежливым презрением.
Взглянув на отражение Тины в зеркале, она заметила с неудовольствием:
Свиданья был то несомненный след — // Я вспомнил ночь — забилось сердце шибко, // Украдкою
взглянул я
на портрет: // Вкруг уст как будто зыблилась улыбка, // Казался смят слегка ее букет, // Но стан уже не шевелился гибкий, // И полный
роз передник из тафты // Держали вновь недвижные персты.
Через минут десять мы уже уписывали принесенные снизу сторожем мои лакомства, распаковывали вещи, заботливо уложенные няней. Я показала княжне мою куклу Лушу. Но она даже едва удостоила
взглянуть, говоря, что терпеть не может кукол. Я рассказывала ей о Гнедке, Милке, о Гапке и махровых
розах, которые вырастил Ивась. О маме, няне и Васе я боялась говорить, они слишком живо рисовались моему воображению: при воспоминании о них слезы набегали мне
на глаза, а моя новая подруга не любила слез.
Боже мой! тело несчастной
Розы лежало
на двух скамейках; грудь ее была изрезана… и человечек, приметный только своим пунцовым носом, возился с окровавленным ножом и рукой в широкой ране, в которую глаз непосвященного боялся бы
взглянуть: так отвратительна для человека внутренность человека!