Неточные совпадения
— О Иуммаль, о Иуммаль! [О боже! — Иуммаль, во
времена идолопоклонства латышей, был верховным их божеством.] — молились
в простоте сердца подданные баронессы. — Смилуйся над нашею молодою госпожой. Если нужно тебе кого-нибудь, то возьми лучшее дитя наше от сосца матери,
любого сына от сохи его отца, но сохрани нашу общую мать.
Анна Марковна так дешево уступила дом не только потому, что Кербеш, если бы даже и не знал за нею некоторых темных делишек, все-таки мог
в любое время подставить ей ножку и съесть без остатка. Предлогов и зацепок к этому можно было найти хоть по сту каждый день, и иные из них грозили бы не одним только закрытием дома, а, пожалуй, и судом.
Если жизнь отводила меня от поездки в Испанию в течение следующих двух десятилетий (после 1869 года), то есть до 90-х годов прошлого столетия, то в последние десять лет я, конечно, нашел бы фактическую возможность ехать туда
в любое время года и пожить там подольше.
Неточные совпадения
«А вы что ж не танцуете? — // Сказал Последыш барыням // И молодым сынам. — // Танцуйте!» Делать нечего! // Прошлись они под музыку. // Старик их осмеял! // Качаясь, как на палубе //
В погоду непокойную, // Представил он, как тешились //
В его-то
времена! // «Спой,
Люба!» Не хотелося // Петь белокурой барыне, // Да старый так пристал!
В последние пять лет он много прочел и кое-что увидел; много мыслей перебродило
в его голове;
любой профессор позавидовал бы некоторым его познаниям, но
в то же
время он не знал многого, что каждому гимназисту давным-давно известно.
Она не хуже
любой Camille de Lyon [Камиллы де Лион (франц.)] умеет подрисовать себе веки, и потому глаза ее кажутся,
в одно и то же
время, и блестящими, и влажными.
В настоящее
время Афанасию Аркадьичу уже за пятьдесят, но любо посмотреть, как он бегает. Фигура у него сухая, ноги легкие —
любого скорохода опередит. Газеты терпят от него серьезную конкуренцию, потому что сведения, получаемые из первых рук, от Бодрецова, и полнее, и свежее.
Подавали на стол, к чаю, красное крымское вино, тартинки с маслом и сыром, сладкие сухари. Играл на пианино все тот же маленький, рыжеватый, веселый Панков из консерватории, давно сохнувший по младшей дочке
Любе, а когда его не было, то заводили механический музыкальный ящик «Монопан» и плясали под него.
В то
время не было ни одного дома
в Москве, где бы не танцевали при всяком удобном случае, до полной усталости.