Неточные совпадения
За меня Ювенал [Ювенал — римский сатирик — обличитель пороков (
род.
в 60-х гг., ум. после 127 г...
Да, господин из свиты львиной, мариенбургская ученая ворона надеется скоро и очень скоро посвятить Великому Петру переводы Юлия Цесаря, Квинта Курция [Квинт Курций — римский историк (I
в. н. э.).], «Institutio rei militaris», «Ars navigarteli» и Эзоповы [Эзоп — полулегендарный древнегреческий баснописец VI–V вв. до н. э.,
родом из Фригии, вольноотпущенник.] притчи.
Эрнст Глик [Глик (Глюк, Эрнст) — пастор, ученый-филолог (
род.
в 1652 или 1655 г., ум.
в 1705 г.).] был пастором
в лифляндском городке Мариенбурге, лежавшем близ границ псковских.
Зато с какою пламенною готовностью спешил он к беспомощному больному с лекарем, лекарством, пособиями всякого
рода и даже хожалою (горничною, старою девкой Грете, часто заменявшею его
в таких человеколюбивых подвигах), с каким усердием поддерживал он существование бесприютной вдовы, отдавал бедных сирот
в учение разным ремеслам, оказывал великодушные пособия подсудимым!
— Голос… точно знакомый! — сказал встревоженный слепец, прислушиваясь к речам девицы Рабе, как будто стараясь припомнить, где он его слышал. — Голос ангела! Куда бы не пошел я за ним? Сяду и буду делать, что тебе угодно. Господь да пошлет тебе Свое благословение и да возвеличит
род твой, как возвеличил
род Сарры и Ревекки [Сарра и Ревекка — имена женщин, прародительниц древнееврейских
родов в Библии.]!
— Сумасшедший, как отец его! — возразил цейгмейстер. — Тот смотрел все на небо, предвещал конец мира и едва ли не уморил себя и свое семейство
в богадельне; этот все смотрит под ногами и болтает беспрестанно об усовершении
рода человеческого!
Все слушали цейгмейстера с особенным вниманием. За речью его последовала минута молчания, как после жаркой перестрелки настает
в утомленных рядах мгновенная тишина. Каждый из собеседников имел особенную причину молчать, или потому, что красноречие высоких чувств, какого бы
роду ни были они, налагает дань и на самую неприязнь, или потому, что никто из противников военного оратора не мог откровенно изъяснить свои чувства. Вульфу, после краткого отдыха, предоставлена была честь первого выстрела.
Сам Бир, близорукий и рассеянный, признал его за того неутомимого мальчика, спутника своего по горам и лесам, который раз нашел ему редкое растение из
рода Selinum, a
в другой раз бесстрашно убил палкой змею из поколения Coluber berus.
— Потише, потише! — бормотал с негодованием Бир. — Вы изомнете мою находку. С тех пор как существую, я вижу
в первый раз насекомое из
рода Coccinella exclamationis [Названия распространенных
в Лифляндии насекомых и растений.].
Род пестрых мантий, сшитых из лоскутков, покрывали их плеча; головы их были обвиты холстиною, от которой топорщились по сторонам концы, как растянутые крылья летучей мыши; из-под этой повязки торчали
в беспорядке клочки седых с рыжиною волос, которые ветерок шевелил по временам.
— Оставим эту заблудшуюся овцу.
В лагере нет дома для сумасшедших; так надобно отпустить его туда, где больные одинакою с ним болезнию собрались ватагой. Что делать? Заблуждение их есть одна из пестрот
рода человеческого. Предоставим времени сгладить ее. Ум и сердце начинают быть пытливы сообразно веку,
в который мы живем: наступит, может быть, и то время, когда они присядутся на возвышенных истинах.
Игроки углубились
в игру свою. На лбу и губах их сменялись, как мимолетящие облака, глубокая дума, хитрость, улыбка самодовольствия и досада. Ходы противников следил большими выпуклыми глазами и жадным вниманием своим полковник Лима,
родом венецианец, но обычаями и языком совершенно обрусевший. Он облокотился на колено, погрузив разложенные пальцы
в седые волосы, выбивавшиеся между ними густыми потоками, и открыл таким образом высокий лоб свой.
Служа за честь, хотя и не за свое отечество, он был один из первых на всех приступах этого города, один из первых вошел
в него победителем, за что при случае был царю представлен Гордоном [Гордон Александр —
родом шотландец, полковник, позже генерал русской службы при Петре I (ум.
в 1752 г.).], как отличнейший офицер его отряда.
И
в самом деле, лучшие качества его отравлены этим василиском [Василиск —
род ящериц, которых суеверные люди считали воплощением нечистой силы.].
— Голова есть лучший ларец для хранения подобных бумаг, — произнес Паткуль, встал со своего места, невольно обернулся
в опочивальню фельдмаршала, где стоял образ Сергия-чудотворца, и, как будто вспомнив что-то важное, имевшее к этому образу отношение, присовокупил: — Я имею до вас просьбу. Такого она
роду, что должна казаться вам странною, необыкновенною. Не имею нужды уверять вас, что исполнение ее не противоречит ни чести вашей, ни вашим обязанностям.
Язык [Язык означал
в тогдашнее время человека, который мог доставить сведения о состоянии неприятельского войска, о местах, им занимаемых, и тому подобном; это был
род шпиона.
Комната, где второпях остановился барон, походила также на кабинет, только другого
рода, нежели тот,
в котором мы его прежде застали.
В кухнях и приспешенных варились, жарились и пеклись всякого
рода огромные припасы, как будто готовились угощать целый полк, и приятный запах от яств доносился до окна бедного селянина, доедавшего ломоть хлеба пополам с мякиной.
Один был
в котах, другой бос и имел за плечами котомку и два четвероугольных войлочных лоскута [Подручники —
род подушек, которые кладут раскольники во время земных поклонов на пол, под руки.].
Третий походил на русского монаха; он окутан был
в длинную черную рясу и накрыт каптырем [Каптырь —
род капюшона
в монашеской одежде раскольников.], спускавшимся с головы по самый кушак, а поверх каптыря — круглой шапочкой с красной оторочкой.
Когда он вошел
в гостиную, насмешливый шепот пробежал по ней: красный нос так изумил всех, что должники Фюренгофа забыли изъяснить ему свое глубочайшее почтение и преданность и баронесса не могла выговорить полновесного приветствия тому, от кого тяжеловесные дукаты должны были поступить
в ее
род. Рингенский помещик, немного запинаясь, представил своего спутника под именем господина фон Зибенбюргера как ученого, путешествующего по разным странам света и теперь возвращающегося из России.
И я, и я, — радуйтесь, зоилы [Зоил — оратор, философ, литературный критик
родом из Фракии, живший
в IV
в. до н. э.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого
рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Хлестаков (раскланиваясь).Как я счастлив, сударыня, что имею
в своем
роде удовольствие вас видеть.
Анна Андреевна. Но позвольте заметить: я
в некотором
роде… я замужем.
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С
родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем
в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Был господин невысокого
рода, // Он деревнишку на взятки купил, // Жил
в ней безвыездно // тридцать три года, // Вольничал, бражничал, горькую пил, // Жадный, скупой, не дружился // с дворянами, // Только к сестрице езжал на чаек; // Даже с родными, не только // с крестьянами,