— Ах, Матка Божья! — пищала толстая
писарша, выдираясь локтями из толпы и таща подругу. — Такая судьбина пала нашему Казимиру, а то ведь, оборони Господи! должно было колесовать его в Слупце. Невежа! — продолжала она, изменив свой нежный голос на грубый и толкая одного молодого человека, порядочно одетого. — Не имеет никакого уважения к званию.
— Колесовать и четвертовать! — подхватила подруга
писарши, увлекая ее от ссоры, готовой возгореться. — Ведь казнить-то будут генерала, изменщика, который бросил своего слугу из окна и зарезал любовницу.