Неточные совпадения
— Подумай, — я для тебя
человек чужой — может быть я шучу, насмехаюсь!.. подумай: есть тайны, на дне которых яд, тайны, которые неразрывно связывают две
участи; есть
люди, заражающие своим дыханием счастье других; всё, что их любит и ненавидит, обречено погибели… берегись того и другого — узнав мою тайну, ты отдашь судьбу свою в руки опасного
человека: он не сумеет лелеять цветок этот: он изомнет его…
Нельзя сомневаться, что есть
люди, имеющие этот дар, но им воспользоваться может только существо избранное, существо, которого душа создана по образцу их души, которого судьба должна зависеть от их судьбы… и тогда эти два созданья, уже знакомые прежде рождения своего, читают свою
участь в голосе друг друга; в глазах, в улыбке… и не могут обмануться… и горе им, если они не вполне доверятся этому святому таинственному влечению… оно существует, должно существовать вопреки всем умствованиям
людей ничтожных, иначе душа брошена в наше тело для того только, чтоб оно питалось и двигалось — что такое были бы все цели, все труды человечества без любви?
Или в судебном месте заняли вы должность какого-нибудь секретаря уголовной палаты и уже сразу разрешаете
участь людей вы, исключительно, потому что члены, я знаю, они только подписывают.
Из этого изложения видно, что понятие трагического в немецкой эстетике соединяется с понятием судьбы, так что трагическая
участь человека представляется обыкновенно как «столкновение человека с судьбою», как следствие «вмешательства судьбы».
— Боже меня сохрани, особенно когда дело идет об
участи людей, мне столько любезных. Минерва не покинула меня на старости до того, чтобы рассказывать вам сонный бред за существенность. Узнайте более: баронесса, дочь ее и добрый Бир в Москве со вчерашнего утра и квартируют за два шага от меня.
Неточные совпадения
Здесь, на водах, преопасный воздух: сколько я видел прекрасных молодых
людей, достойных лучшей
участи и уезжавших отсюда прямо под венец…
Если я позабочусь о сохраненье, сбереженье и улучшенье
участи вверенных мне
людей и представлю государству триста исправнейших, трезвых, работящих подданных — чем моя служба будет хуже службы какого-нибудь начальника отделения Леницына?
Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой
участи — единственном
человеке, которого я знал несчастливым, — и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: «Дай бог ему счастия, дай мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать».
Неожиданная весть сильно меня поразила. Комендант Нижнеозерной крепости, тихий и скромный молодой
человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича. Нижнеозерная находилась от нашей крепости верстах в двадцати пяти. С часу на час должно было и нам ожидать нападения Пугачева.
Участь Марьи Ивановны живо представилась мне, и сердце у меня так и замерло.
— Но нигде в мире вопрос этот не ставится с такою остротой, как у нас, в России, потому что у нас есть категория
людей, которых не мог создать даже высококультурный Запад, — я говорю именно о русской интеллигенции, о
людях, чья
участь — тюрьма, ссылка, каторга, пытки, виселица, — не спеша говорил этот
человек, и в тоне его речи Клим всегда чувствовал нечто странное, как будто оратор не пытался убедить, а безнадежно уговаривал.