Всё ему!.. да знаешь ли, что он должен быть доволен и десятою долею твоей нежности, что он не отдаст, как я, за одно твое слово всю свою будущность… о, да это невозможно тебе постигнуть… если б я знал, что на моем сердце написано, как
я тебя люблю, то я вырвал бы его сию минуту из груди и бросил бы к тебе на колена…
Неточные совпадения
— Подумай, —
я для
тебя человек чужой — может быть
я шучу, насмехаюсь!.. подумай: есть тайны, на дне которых яд, тайны, которые неразрывно связывают две участи; есть люди, заражающие своим дыханием счастье других; всё, что их
любит и ненавидит, обречено погибели… берегись того и другого — узнав мою тайну,
ты отдашь судьбу свою в руки опасного человека: он не сумеет лелеять цветок этот: он изомнет его…
— Не правда ли
я очень безобразен! — воскликнул Вадим. Она пустила его руку. — Да, — продолжал он. —
Я это знаю сам. — Небо не хотело, чтоб
меня кто-нибудь
любил на свете, потому что оно создало
меня для ненависти; — завтра
ты всё узнаешь: — на что
мне беречь
тебя? — О, если б… не укоряй за долгое молчанье. — Быть может настанет время и
ты подумаешь: зачем этот человек не родился немым, слепым и глухим, — если он мог родиться кривобоким и горбатым?..
— Так уничтожаю последний остаток признательности… боже! боже!
я невиновна…
ты,
ты сам дал
мне вольную душу, а он хотел сделать
меня рабой, своей рабой!.. невозможно! невозможно женщине
любить за такое благодеяние… терпеть, страдать
я согласна… но не требуй более; боже! если б
ты теперь
мне приказал почитать его своим благодетелем —
я и
тебя перестала бы
любить!.. моя жизнь, моя судьба принадлежат
тебе, создатель, и кому
ты хочешь — но сердце в моей власти!..
— Да уж то, что твоей милости и в голову не придет;
любишь ли
ты пляску?.. а у
меня есть девочка — чудо… а как пляшет!.. жжет, а не пляшет!..
я не монах, и
ты не монах, Васильич…
— Да — теперь, потому что
ты меня любишь!..
И догадался; — с досадой смотрел он на веселую толпу и думал о будущем, рассчитывал дни, сквозь зубы бормотал какие-то упреки… и потом, обратившись к дому… сказал: так точно! слух этот не лжив… через несколько недель здесь будет кровь, и больше; почему они не заплотят за долголетнее веселье одним днем страдания, когда другие, после бесчисленных мук, не получают ни одной минуты счастья!.. для чего они любимцы неба, а не
я! — о, создатель, если б
ты меня любил — как сына, — нет, — как приемыша… половина моей благодарности перевесила бы все их молитвы… — но
ты меня проклял в час рождения… и
я прокляну твое владычество, в час моей кончины…
— Ольга! — сказал Юрий неверным голосом; —
я люблю тебя.
— Как легко, сделав человека несчастным, сказать ему; будь счастлив! — всё на свете может поправиться!.. Ольга, слушай, в последний раз говорю
тебе;
я люблю больше, чем
ты можешь вообразить; это огонь… огонь… о, пойми
меня… у
меня нет слов…
я люблю тебя! если
ты не понимаешь этого, то всё остальное напрасно… отвечай; чего
ты от
меня требуешь? каких жертв?..
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но
тебя ждет покой и теплое стойло:
ты не
любишь,
ты не понимаешь ненависти:
ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б
я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
Но
ты не захотела,
ты обманула
меня —
тебя пленил прекрасный юноша… и безобразный горбач остался один… один… как черная тучка, забытая на ясном небе, на которую ни люди, ни солнце не хотят и взглянуть… да,
ты этого не можешь понять…
ты прекрасна,
ты ангел,
тебя не
любить — невозможно…
я это знаю… о, да посмотри на
меня; неужели для
меня нет ни одного взгляда, ни одной улыбки… всё ему!
Я говорил
тебе, Ольга: не
люби его!..
ты не послушалась,
ты, как обыкновенная женщина, прельстилась на золото, красоту и пышные обещания…
ты мне не поверила: он обещал
тебе счастие — мечту — а
я обещал: месть и верную месть:
ты выбрала первое;
ты смела помыслить, что люди могут противиться судьбе; будто бы
я уж так давно отвергнут богом, что он захочет
мне отказать в первом, последнем, единственном удовольствии!..
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать?
Я тебя люблю, и мне всё равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего ты не смотришь на меня?
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно
тебе будет гораздо лучше, потому что
я хочу надеть палевое;
я очень
люблю палевое.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже
любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они
мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у
меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Я не
люблю церемонии. Напротив,
я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз
меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который
мне очень знаком, говорит
мне: «Ну, братец, мы
тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Так как
я знаю, что за
тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что
ты человек умный и не
любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую
тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Не так ли, благодетели?» // — Так! — отвечали странники, // А про себя подумали: // «Колом сбивал их, что ли,
ты // Молиться в барский дом?..» // «Зато, скажу не хвастая, //
Любил меня мужик!