Неточные совпадения
Вот видите, я уж
после узнал всю эту штуку: Григорий Александрович до того его задразнил, что хоть в воду. Раз он ему и
скажи...
Вот они и сладили это дело… по правде
сказать, нехорошее дело! Я
после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Ну, что прикажете отвечать на это?.. Я стал в тупик. Однако ж
после некоторого молчания я ему
сказал, что если отец станет ее требовать, то надо будет отдать.
После нескольких минут молчания Григорий Александрович
сказал мне: «Послушайте, Максим Максимыч, мы этак ее не довезем живую».
После полудня она начала томиться жаждой. Мы отворили окна — но на дворе было жарче, чем в комнате; поставили льду около кровати — ничего не помогало. Я знал, что эта невыносимая жажда — признак приближения конца, и
сказал это Печорину. «Воды, воды!..» — говорила она хриплым голосом, приподнявшись с постели.
—
После некоторого молчания Янко продолжал: — Она поедет со мною; ей нельзя здесь оставаться; а старухе
скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь.
После нескольких минут молчания я
сказал ей, приняв самый покорный вид...
Между тем княжна Мери перестала петь. Ропот похвал раздался вокруг нее; я подошел к ней
после всех и
сказал ей что-то насчет ее голоса довольно небрежно.
Мы вышли вместе с Грушницким; на улице он взял меня под руку и
после долгого молчания
сказал...
Я имел несчастие
сказать ей, что цвет лица возвратится
после свадьбы; тогда она со слезами благодарности предложила мне руку своей дочери и все свое состояние — пятьдесят душ, кажется.
Я с трепетом ждал ответа Грушницкого; холодная злость овладела мною при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не согласился, я бросился б ему на шею. Но
после некоторого молчания он встал с своего места, протянул руку капитану и
сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
— Благородный молодой человек! —
сказал он, с слезами на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их
после этого в порядочный дом! Слава Богу, у меня нет дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до поры до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в военной службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни
скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно.
После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
Я подошел к окну и посмотрел в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости в этом беспокойном взгляде и
сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели
после, когда он совсем опомнится.
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит ухо, хотя
после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить.
Неточные совпадения
Простаков (Скотинину). Правду
сказать, мы поступили с Софьюшкой, как с сущею сироткой.
После отца осталась она младенцем. Тому с полгода, как ее матушке, а моей сватьюшке, сделался удар…
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а
после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как
скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Г-жа Простакова. Без наук люди живут и жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке.
После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке с деньгами, умер, так
сказать, с голоду. А! каково это?
Выехал он в самый Николин день, сейчас
после ранних обеден, и дома
сказал, что будет не скоро.
— Что? о вчерашнем разговоре? —
сказал Левин, блаженно щурясь и отдуваясь
после оконченного обеда и решительно не в силах вспомнить, какой это был вчерашний разговор.