Но ангелов я — любила: одного, голубого, на жарко-золотой, прямо — горящей бумаге, прямо — трещавшей от сдерживаемого огня. Жаркой еще и от моих постоянных, всегда вскипавших и так редко перекипавших, обратно — вкипавших, одиноко выкипавших слез на печном
румянце щек. И еще одного, земляничного, тоже немецкого, с раскрашенной картинки к немецкому стихотворению «Der Engel und der Grobian» [«Ангел и грубиян» (нем.).]. (Помню слово: «im rothen Erdbeerguss» — в красном земляничном потоке…)
— Какова? Так и дышит силищей! Видал ты таких у себя там, в Питере? Там у вас спички, жилы да кости, а эта, гляди, кровь с молоком! Простота, ширь! Улыбку погляди,
румянец щек! Всё это натура, правда, действительность, не так, как у вас там! Что это у тебя за щеками набито?
По слезам, которые блестели на его ресницах, по дрожавшему, страстному голосу, по
румянцу щек для нее ясно было, что женщины были не случайною и не простою темою разговора.
Толстые, но красивые губы указывали на развитую с избытком чувственность, но здоровый, яркий
румянец щек, подкрашенный еще морозом, красноречиво доказывал, что пришедший был еще молод и не испорчен.
Неточные совпадения
Щеки рдели
румянцем, глаза блестели, маленькие белые руки, высовываясь из манжет кофты, играли, перевивая его, углом одеяла.
— Да, разумеется, — сказал Константин, вглядываясь в
румянец, выступивший под выдающимися костями
щек брата.
Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому
румянцу, который покрыл ее
щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал уже по-своему. Как ни странно было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если она спрашивает его, едет ли он на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы знать, доставит ли он это удовольствие Васеньке Весловскому, в которого она, по его понятиям, уже была влюблена.
Полицеймейстер в ту же минуту написал к нему записочку пожаловать на вечер, и квартальный, в ботфортах, с привлекательным
румянцем на
щеках, побежал в ту же минуту, придерживая шпагу, вприскочку на квартиру Ноздрева.
Таким образом, уже на прокурорских дрожках доехал он к себе в гостиницу, где долго еще у него вертелся на языке всякий вздор: белокурая невеста с
румянцем и ямочкой на правой
щеке, херсонские деревни, капиталы.