Между тем
в зале уже гремела музыка, и бал начинал оживляться; тут было всё, что есть лучшего
в Петербурге:
два посланника, с их заморскою свитою, составленною из людей, говорящих очень хорошо по-французски (что впрочем вовсе неудивительно) и поэтому возбуждавших глубокое участие
в наших красавицах, несколько генералов и государственных людей, — один английский лорд, путешествующий из экономии и поэтому не почитающий за нужное ни говорить, ни смотреть, зато его супруга, благородная леди, принадлежавшая к классу blue stockings [синих чулок (англ.)] и некогда грозная гонительница Байрона, говорила за четверых и смотрела
в четыре глаза, если считать стеклы двойного лорнета,
в которых было не менее выразительности, чем
в ее собственных глазах; тут было пять или шесть наших доморощенных дипломатов, путешествовавших на свой
счет не далее Ревеля и утверждавших резко, что Россия государство совершенно европейское, и что они знают ее вдоль и поперек, потому что бывали несколько раз
в Царском Селе и даже
в Парголове.