Неточные совпадения
Вопрос, милостивые государи, для простого человека довольно затруднительный, но я, нечего делать, начал и рассказал, как писано в Новегороде звездное небо, а потом стал излагать про киевское изображение в Софийском храме, где по сторонам бога Саваофа стоят седмь крылатых архистратигов, на Потемкина, разумеется, не похожих; а на порогах сени
пророки и праотцы; ниже ступенью Моисей со скрижалию; еще ниже Аарон в митре и с жезлом прозябшим; на других ступенях царь Давид в венце, Исаия-пророк с хартией, Иезекииль с затворенными вратами, Даниил с камнем, и вокруг сих предстоятелей, указующих путь на небо, изображены дарования, коими сего славного пути человек достигать может, как-то:
книга с семью печатями — дар премудрости; седмисвещный подсвечник — дар разума; седмь очес — дар совета; седмь трубных рогов — дар крепости; десная рука посреди седми звезд — дар видения; седмь курильниц — дар благочестия; седмь молоний — дар страха божия.
Хотя многие пророчества одной стороной действительно имеют такое предостерегающее значение (как в примере с пророчеством Ионы о гибели Ниневии, отмененной Богом в виду раскаяния ее жителей) [Эпизод, рассказанный в 3‑й главе
Книги пророка Ионы.], сводить к этому самое их существо означало бы обессиливать христианскую эсхатологию и принципиально отвергать возможность апокалипсиса.
Неточные совпадения
Клим видел, что обилие имен и
книг, никому, кроме Дмитрия, не знакомых, смущает всех, что к рассказам Нехаевой о литературе относятся недоверчиво, несерьезно и это обижает девушку. Было немножко жалко ее. А Туробоев, враг
пророков, намеренно безжалостно пытался погасить ее восторги, говоря:
— Да, ты — не из тех рыб, которые ловятся на блесну! Я — тоже не из них. Томилин, разумеется, каталог
книг, которые никто не читает, и самодовольный идиот. Пророчествует — со страха, как все
пророки. Ну и — к черту его!
После
Пророков,
книги Иова, Экклезиаста, Евангелий мои любимые духовные авторы германские мистики, более всего Я. Бёме и Ангелус Силезиус, отчасти Таулер.
Я любил
пророков и
книгу Иова, особенно любил греческую трагедию, Сервантеса, Шекспира, Гёте, Байрона, Гофмана, Диккенса, Бальзака, В. Гюго за его человечность, более всего любил Ибсена, поэзию Бодлера.
Им ответ держал премудрый царь, премудрый царь Давид Евсиевич: «Я вам, братцы, про то скажу, про эту
книгу Голубиную: эта
книга не малая; сорока сажен долина ее, поперечина двадцати сажен; приподнять
книгу, не поднять будет; на руцех держать, не сдержать будет; по строкам глядеть, все не выглядеть; по листам ходить, все не выходить, а читать
книгу — ее некому, а писал
книгу Богослов Иван, а читал
книгу Исай-пророк, читал ее по три годы, прочел в
книге только три листа; уж мне честь
книгу — не прочесть, божию!