Если бы силы мои достаточны были, представил бы я, как постепенно великий муж водворял в понятие свое понятия
чуждые, кои, преобразовавшись в душе его и
разуме, в новом виде явилися в его творениях или родили совсем другие, уму человеческому доселе недоведомые.
Чуждый руководства, столь нужного для ускорения в познаниях, он первую силу
разума своего, память, острит и украшает тем, что бы рассудок его острить долженствовало.
Из привычной атмосферы, в которой вы так или иначе обдержались, вас насильственно переносят в атмосферу
чуждую, насыщенную иными нравами, иными привычками, иным говором и даже иным
разумом.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой
разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле
чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
По духу и
разуму принадлежал он к числу натур, которыми так богата наша интеллигенция: сердечный и добродушный, воспитанный, не
чуждый наук, искусств, веры, самых рыцарских понятий о чести, но неглубокий и ленивый.