Неточные совпадения
— Я ничего не могу представить ужаснее положения ребенка, которого прямо из приюта, полного страха божия, отдают ужасным матерям вроде княгини
Варвары Никаноровны, у которой ни бога, ни религии и никаких правил… Я не знаю, как правительство на все это смотрит, а по-моему, я бы не отпустила
дочь жить с княгинею Протозановою.
Все эти короткости, исходившие единственно из бабушкиного прямодушия и простоты, окончательно убеждали графа, что он княгине нравится. Он был уверен, что единственная помеха ему жениться на ней была взрослая княжна, но вскоре граф убедился, что княгиня едва ли намерена много стесняться
дочерью. Он, как другие, впал в общее многим заблуждение, что
Варвара Никаноровна свою
дочь недолюбливает.
Из этих слов княгини и из довольного тона, каким они были произнесены, граф вывел заключение, что
Варвара Никаноровна не высокого мнения о своей
дочери и, очевидно, не будет стесняться ею много.
Эти гости были здесь так оживлены и веселы, что им показалось, будто княгиня
Варвара Никаноровна просидела со своею гостьею у
дочери всего одну минуту, но зато при возвращении их никто бы не узнал: ни эту хозяйку, ни эту гостью, — даже ассистентки графини сморщились, как сморчки, и летели за графинею, которая пронеслась стремглав и, выкатив за порог гостиной, обернулась, обшаркнула о ковер подошву и сказала...
Впрочем, полагали, что она рада, устроив
дочь за видного человека; но причина приятного настроения княгини была совсем иная:
Варвара Никаноровна не одобряла в душе брака
дочери и предвидела от него впереди «много неприятного», но это уже было дело непоправимое, зато теперь, пока что случится, дело это давало ей передышку и увольняло ее отсюда, с этого «ингерманландского болота», как звали тогда Петербург люди, побывавшие за границею.
Варвара Никаноровна и вперед сюда не обещалась скоро. На просьбы
дочери приехать в Петербург на будущую зиму она ласково отвечала ей...
Нежность княгини к «нелюбимой
дочери» во все это время не только не уменьшалась, но, напротив, еще более усиливалась:
Варвара Никаноровна сама не знала, чем ей свою Настеньку утешить и обрадовать.
Шестилетний мальчик не понимал, конечно, значения этих странных слов и смотрел на деда с широко раскрытым ртом. Дело в том, что, несмотря на свои миллионы, Гуляев считал себя глубоко несчастным человеком: у него не было сыновей, была только одна
дочь Варвара, выданная за Привалова.
Дочь Варвара, лет двадцати пяти, которую он как-то забыл выдать замуж, и сын, Юрий, года на два моложе сестры, служивший в Петербурге в кавалерии.
Он ворчал, а семья его сидела за столом и ждала, когда он кончит мыть руки, чтобы начать обедать. Его жена Федосья Семеновна, сын Петр — студент, старшая
дочь Варвара и трое маленьких ребят давно уже сидели за столом и ждали. Ребята — Колька, Ванька и Архипка, курносые, запачканные, с мясистыми лицами и с давно не стриженными, жесткими головами, нетерпеливо двигали стульями, а взрослые сидели не шевелясь и, по-видимому, для них было всё равно — есть или ждать…
Я очень нервный человек, вообще говоря, а глазом начал подмигивать в 1889 году 13-го сентября, в тот самый день, когда у моей жены родилась, некоторым образом, четвертая
дочь Варвара.
Неточные совпадения
Она рассказала, что в юности дядя Хрисанф был политически скомпрометирован, это поссорило его с отцом, богатым помещиком, затем он был корректором, суфлером, а после смерти отца затеял антрепризу в провинции. Разорился и даже сидел в тюрьме за долги. Потом режиссировал в частных театрах, женился на богатой вдове, она умерла, оставив все имущество
Варваре, ее
дочери. Теперь дядя Хрисанф живет с падчерицей, преподавая в частной театральной школе декламацию.
Отступились они от него, сел дедушко на дрожки, кричит: «Прощай теперь,
Варвара, не
дочь ты мне и не хочу тебя видеть, хошь — живи, хошь — с голоду издохни».
Она удивлялась, сердилась, приписывала знакомство с Варей капризам и властолюбию своих
дочерей, которые «уж и придумать не знают, что ей сделать напротив», а
Варвара Ардалионовна все-таки продолжала ходить к ним до и после своего замужества.
И мать, и
дочери, все тотчас же бросились к Нине Александровне, за ними сам отец семейства, Иван Федорович, только что явившийся домой; за ними же поплелся и князь Лев Николаевич, несмотря на изгнание и жесткие слова; но, по распоряжению
Варвары Ардалионовны, его и там не пустили к Аглае.
С пьяными слезами признавался Лебедев, что «после этого он уже никак не мог перенести, тем паче, что многое знал… очень многое… и от Рогожина, и от Настасьи Филипповны, и от приятельницы Настасьи Филипповны, и от
Варвары Ардалионовны… самой-с… и от… и от самой даже Аглаи Ивановны, можете вы это вообразить-с, чрез посредство Веры-с, через
дочь мою любимую Веру, единородную… да-с… а впрочем, не единородную, ибо у меня их три.