Обед шел очень оживленно и даже весело. Целое море огня с зажженных во множестве бра, люстр и канделябр освещало большое общество, усевшееся за длинный стол в высокой белой с позолотой зале
в два света. На хорах гремел хор музыки, звуки которой должны были долетать и до одинокой Лары, и до крестьян, оплакивавших своих коровушек и собиравшихся на огничанье.
Неточные совпадения
Это не была Александра Ивановна, это легкая, эфирная, полудетская фигура
в белом, но не
в белом платье обыкновенного покроя, а
в чем-то вроде ряски монастырской белицы. Стоячий воротничок обхватывает тонкую, слабую шейку, детский стан словно повит пеленой и широкие рукава до локтей открывают тонкие руки, озаренные трепетным
светом горящих свеч. С головы на плечи вьются светлые русые кудри,
два черные острые глаза глядят точно не видя, а уста шевелятся.
Ее словно не было
в живых, и о ней только невзначай вспомнили
два или три человека, которые, возвращаясь однажды ночью из клуба, неожиданно увидели слабый
свет в окнах ее комнаты; но и тут, по всем наведенным на другой день справкам, оказалось, что Глафира Васильевна приезжала
в город на короткое время и затем выехала.
Как он, — этот вековечный он всех милых дев, — бросил ее; как она по нем плакала и убивалась, и как потом явилось оно — также вековечное и неизбежное третье, возникшее от любви
двух существ, как это оно было завернуто
в пеленку и одеяльце… все чистенькое-пречистенькое… и отнесено
в Воспитательный дом с ноготочками, намеченными лаписом, и как этот лапис был съеден
светом, и как потом и само онотоже будет съедено
светом и пр., и пр.
Но приговор о неисправимости Лары показался Синтяниной обидным, и она ответила своей собеседнице, что нравственные переломы требуют времени, и, к тому же, на
свете есть такие ложные шаги, от которых поворот назад иногда только увеличивает фальшь положения. Бодростина увидела здесь шпильку, и между
двумя дамами началась легкая перепалка. Глафира сказала, что она не узнает Синтянину
в этих словах и никогда бы не ожидала от нее таких суждений.
Со страхом и замиранием в груди вошел Райский в прихожую и боязливо заглянул в следующую комнату: это была зала с колоннами,
в два света, но до того с затянутыми пылью и плесенью окнами, что в ней было, вместо двух светов, двое сумерек.
Зала эта, в которой ждал Митя, была огромная, угрюмая, убивавшая тоской душу комната,
в два света, с хорами, со стенами «под мрамор» и с тремя огромными хрустальными люстрами в чехлах.
Встретив по дороге горничную, Петр Елисеич попросил ее доложить о себе, а сам остался в громадной зале
в два света, украшенной фамильными портретами Устюжаниновых.
Неточные совпадения
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира,
в котором он жил эти двадцать
два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным
в прежний, обычный мир, но сияющий теперь таким новым
светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись
в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения
в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать
два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Две дамы эти были главные представительницы избранного нового петербургского кружка, называвшиеся,
в подражание подражанию чему-то, les sept merveilles du monde. [семь чудес
света.]
Первые шаги его
в свете и на службе были удачны, но
два года тому назад он сделал грубую ошибку.
Княжне Кити Щербацкой было восьмнадцать лет. Она выезжала первую зиму. Успехи ее
в свете были больше, чем обеих ее старших сестер, и больше, чем даже ожидала княгиня. Мало того, что юноши, танцующие на московских балах, почти все были влюблены
в Кити, уже
в первую зиму представились
две серьезные партии: Левин и, тотчас же после его отъезда, граф Вронский.