Неточные совпадения
У нее бывает почти
весь город, и она каждого встречает
без всякого лицезрения, с тем же спокойным достоинством, с тою же сдержанностью, с которою она теперь смотрит на медленно подъезжающий к ней экипаж с двумя милыми ей девушками.
Только были эти купцы староверы… не нашего, значит, закона, попов к себе не принимают, а
все без попов.
Эта голова составляет самую резкую особенность
всей фигуры Юстина Помады: она у него постоянно как будто падает и в этом падении тянет его то в ту, то в другую сторону,
без всякого на то соизволения ее владельца.
Девушки встали с дрожек и
без малого почти
все семь верст прошли пешком. Свежее, теплое утро и ходьба прекрасно отразились на расположении их духа и на их молодых, свежих лицах, горевших румянцем усталости.
— Да боже мой, что же я такое делаю? За какие вины мною
все недовольны?
Все это за то, что к Женни на часок проехала
без спроса? — произнесла она сквозь душившие ее слезы.
— Только не бегайте, бога ради, не суетитесь: голову
всю мне разломали своим бестолковым снованьем. Мечутся
без толку из угла в угол, словно угорелые кошки, право.
— Я читаю
все. Я терпеть не могу систем. Я очень люблю заниматься так, как занимаюсь. Я хочу жить
без указки всегда и во
всем.
И не только тут я видел, как она любит этого разбойника, а даже видел я это и в те минуты, когда она попрекала его, кляла
всеми клятвами за то, что он ее сокрушил и состарил
без поры
без времени, а тут же сейчас последний платок цирюльнику с шеи сбросила, чтобы тот не шельмовал ее соколу затылок.
Женни, точно, была рукодельница и штопала отцовские носки с бульшим удовольствием, чем исправникова дочь вязала бисерные кошельки и подставки к лампам и подсвечникам. Вообще она стала хозяйкой не для блезиру, а взялась за дело плотно,
без шума,
без треска, тихо, но так солидно, что и люди и старик-отец тотчас почувствовали, что в доме есть настоящая хозяйка, которая
все видит и обо
всех помнит.
Все это не были рыцари
без пятна и упрека.
Лиза с первого визита всегда входила к Гловацким чрез эти двери, и теперь она отперла их
без всякого расположения молчать и супиться, как во время
всей дороги.
— Да! — да ведь что приятно-то? — вопрошал Александровский, — то приятно, что
без всяких это протекций. Конечно, регенту нужно что-нибудь, презентик какой-нибудь этакой, а
все же ведь прямо могу сказать, что не по искательству, а по заслугам отличен и почтен.
— Я пока служил, всегда говорил это
всем, что верхние
без нижних ничего не сделают. Ничего не сделают верхние
без нижних; я и теперь, расставаясь с службой, утверждаю, что
без нижних верхние ничего не сделают.
А дело было в том, что
всеми позабытый штабс-капитан Давыдовский восьмой год преспокойно валялся
без рук и ног в параличе и любовался, как полнела и добрела во
всю мочь его грозная половина, с утра до ночи курившая трубку с длинным черешневым чубуком и кропотавшаяся на семнадцатилетнюю девочку Липку, имевшую нарочитую склонность к истреблению зажигательных спичек, которые вдова Давыдовская имела другую слабость тщательно хранить на своем образнике как некую особенную драгоценность или святыню.
Ярошиньский тихо и внимательно глядел молча на Бычкова, как будто видя его насквозь и только соображая, как идут и чем смазаны в нем разные, то
без пардона бегущие, то заскакивающие колесца и пружинки; а Бычков входил
все в больший азарт.
Райнер и Рациборский не пили «польской старки», а
все прочие, кроме Розанова, во время закуски два раза приложились к мягкой, маслянистой водке,
без всякого сивушного запаха. Розанов не повторил, потому что ему показалось, будто и первая рюмка как-то уж очень сильно ударила ему в голову.
Рогнеда Романовна не могла претендовать ни на какое первенство, потому что в ней надо
всем преобладало чувство преданности, а Раиса Романовна и Зоя Романовна были особы
без речей. Судьба их некоторым образом имела нечто трагическое и общее с судьбою Тристрама Шанди. Когда они только что появились близнецами на свет, повивальная бабушка, растерявшись, взяла вместо пеленки пустой мешочек и обтерла им головки новорожденных. С той же минуты младенцы сделались совершенно глупыми и остались такими на целую жизнь.
Долго пили
без толку и
без толку же шумели. Розанов
все сидел с Андрияном Николаевым у окошка, сменяли бутылочки и вели искреннюю беседу, стараясь говорить как можно тише.
Без паспорта и
без гроша денег в кармане иерусалимский дворянин явился в древней русской столице и потерялся в ней, среди изобилия
всего съестного, среди дребезги, трескотни, шума карет и сиплого голоса голодного разврата.
— Мне будет странно говорить вам, Александр Павлович, что я ведь сам опальный. Я
без мала почти то же самое часто рассказываю. До студентской истории я верил в общественное сочувствие; а с тех пор я вижу, что
все это сочувствие есть одна модная фраза.
— Ничего! — радостно произнес он навстречу входившему Бычкову, с которым они только что наблюдали друг друга
без масок. — Подозрение было, и теперь
все кончено. Хорошо, что я дома не ночевал, а то, черт возьми, напрасно бы сцена могла выйти: я бы их
всех в шею.
Лиза, выслушавшая
весь этот разговор
без всякого участия, встала из-за стола и вышла в гостиную.
Дружба и теплота их взаимных отношений
все заходили далее и далее. Часто целые короткие ночи просиживали они на холмике, говоря о своем прошедшем. О своем будущем они никогда не говорили, потому что они были люди
без будущего.
Темная синева московского неба, истыканная серебряными звездами, бледнеет, роса засеребрится по сереющей в полумраке травке, потом поползет редкий седой туман и спокойно поднимается к небу, то ласкаясь на прощанье к дремлющим березкам, то расчесывая свою редкую бороду о колючие полы сосен; в стороне отчетисто и звучно застучат зубами лошади, чешущиеся по законам взаимного вспоможения; гудя пройдет тяжелым шагом убежавший бык, а люди
без будущего
всё сидят.
— Скажи, что я сам
без всяких скандалов готов
все сделать, только пусть она не делает срама. О боже мой! боже мой!
— А тогда? Я и
без того готов сделать для нее
все, что могу.
Он даже заставляет
всех чувствовать, что хотя сама невеста здесь,
без сомнения, есть самая красивая женщина, но и эта барыня совсем не вздор в наш век болезненный и хилый.
Из просторных сеней этого этажа шла наверх каменная лестница
без перил и с довольно выбитыми кирпичными ступенями. Наверху тоже было восемь комнат, представлявших гораздо более удобства для жилого помещения.
Весь дом окружен был просторным заросшим травою двором, на заднем плане которого тянулась некогда окрашенная, но ныне совершенно полинявшая решетка, а за решеткой был старый, но весьма негустой сад.
— Ах, никто особенно не хозяин, и, если хотите,
все хозяева. Будто уж
без особенного антрепренера и жить нельзя!
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, — маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средств совладать с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] — человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима, человек
без занятий и
без определенного направления, но с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться на чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный на
все и ничего не делающий; из
всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе на каждом шагу и не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица, не знающая, что ей делать, но полная презрения к обыкновенному труду.
Погостив с Лизою у Женни во время приведения в порядок общественного Дома, старушка совершенно упилась мирными прелестями тихого семейного житья, к которому она привыкла, и не могла
без трепета вспомнить о гражданском Доме и житье под командою Белоярцева, при новых, совершенно неприятных ей порядках. Она просила, умоляла Лизу позволить ей увезти оттуда
все их вещи; плакала, бранилась и, наконец, объявила...
— Да, наконец, это
все, Лизавета Егоровна, может устроиться и
без одолжений. Начало хорошо, и будем тем пока довольны.
Вопрос о прислуге помог ему. Белоярцев решил предложить, чтобы дать более места равенству, обходиться вовсе
без прислуги и самим разделить между собою
все домашние обязанности.
Без всякой нужды вы отделили нас от
всего мира.
— Да вот же
всё эти, что опивали да объедали его, а теперь тащат, кто за что схватится. Ну, вот видите, не правду ж я говорила: последний халат — вот он, — один только и есть, ему самому, станет обмогаться, не во что будет одеться, а этот глотик уж и тащит
без меня. — «Он, говорит, сам обещал», перекривляла Афимья. — Да кто вам, нищебродам, не пообещает! Выпросите. А вот он обещал, а я не даю: вот тебе и
весь сказ.
— Нет, она, господа, пьяница будет, — шутила madame Мечникова, находившаяся так же, как и
все, под влиянием вина, волновавшего ее и
без того непослушную кровь.
— Пьяна? Вы говорите, что я пьяна? А хотите, я докажу вам, что я трезвее
всех вас? Хотите? — настойчиво спрашивала Агата и, не ожидая ответа, принесла из своей комнаты английскую книгу, положила ее перед Красиным. — Выбирайте любую страницу, — сказала она самонадеянно, — я обязываюсь, не выходя из своей комнаты, сделать перевод
без одной ошибки.
Примите мой совет: успокойтесь; будьте русскою женщиною и посмотрите, не верно ли то, что стране вашей нужны прежде
всего хорошие матери,
без которых трудно ждать хороших людей».
— Жертв! — произнесла, сложив губки, Евгения Петровна. — Мало ему
без вас жертв? Нет, просто вы несчастные люди. Что ты, что Розанов, что Райнер —
все вы сбились и не знаете, что делать: совсем несчастные люди.
Похороны Лизы были просты, но не обошлись
без особых заявлений со стороны некоторых граждан. Один из них прошел в церковь со стеариновою свечкою и во
все время отпевания старался вылезть наружу. С этою же свечкою он мыкался
всю дорогу до кладбища и, наконец, влез с нею на земляной отвал раскрытой могилы.
Австрийский император, французский император и прусский король писали к нашему императору, что так как у них крестьяне
все освобождены
без земли, а наш император дал крестьянам землю, то они боятся, что их крестьяне, узнавши про это, бунт сделают, и просили нашего императора отобрать у наших крестьян землю назад.
— Я, брат, точно, сердит. Сердит я раз потому, что мне дохнуть некогда, а людям
все пустяки на уме; а то тоже я терпеть не могу, как кто не дело говорит. Мутоврят народ тот туда, тот сюда, а сами, ей-право, великое слово тебе говорю, дороги никуда не знают,
без нашего брата не найдут ее никогда.
Всё будут кружиться, и
все сесть будет некуда.