Неточные совпадения
Гловацкая отгадала отцовский голос, вскрикнула, бросилась к этой фигуре и, охватив своими античными руками худую шею отца, плакала на его груди
теми слезами, которым, по сказанию нашего народа, ангелы божии радуются на небесах. И ни Помада, ни Лиза, безотчетно остановившиеся в молчании при этой сцене,
не заметили, как к ним колтыхал ускоренным, но
не скорым шагом Бахарев. Он
не мог ни слова произнесть от удушья и,
не добежав пяти шагов
до дочери, сделал над собой отчаянное усилие. Он как-то прохрипел...
— Да вот вам, что значит школа-то, и
не годитесь, и пронесут имя ваше яко зло, несмотря на
то, что директор нынче все настаивает, чтоб я почаще навертывался на ваши уроки. И будет это скоро, гораздо прежде, чем вы
до моих лет доживете. В наше-то время отца моего учили, что от трудов праведных
не наживешь палат каменных, и мне
то же твердили, да и мой сын видел, как я
не мог отказываться от головки купеческого сахарцу; а нынче все это двинулось, пошло, и школа будет сменять школу. Так, Николай Степанович?
Manu intrepida [бесстрашной рукой (лат.).] поворачивал он ключ в дверном замке и, усевшись на первое ближайшее кресло, дымил, как паровоз, выкуривая трубку за трубкой
до тех пор, пока за дверью
не начинали стихать истерические стоны.
Егор Николаевич был тверд
тою своеобычною решимостью,
до которой он доходил после долгих уклонений и с которой уж зато его свернуть было невозможно, если его раз перепилили. Теперь он ел за четверых и
не обращал ни на кого ни малейшего внимания.
А следить за косвенным влиянием среды на выработку нравов и характеров, значило бы заходить несколько далее, чем требует наш план и положение наших героев и героинь,
не стремившихся спеться с окружающею их средою, а сосредоточивавших свою жизнь в
том ограниченном кружочке, которым мы занимались
до сих пор,
не удаляясь надолго от домов Бахарева и Гловацкого.
Мы должны были в последних главах показать ее обстановку для
того, чтобы
не возвращаться к прошлому и,
не рисуя читателю мелких и неинтересных сцен однообразной уездной жизни, выяснить, при каких декорациях и мотивах спокойная головка Женни доходила
до составления себе ясных и совершенно самостоятельных понятий о людях и их деятельности, о себе, о своих силах, о своем призвании и обязанностях, налагаемых на нее долгом в действительном размере ее сил.
То Арапов ругает на чем свет стоит все существующее, но ругает
не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и
не так, как ругал сам Розанов, с сознанием какой-то неотразимой необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною у рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой мести в глазах, наливавшихся кровью;
то он ходит по целым дням, понурив голову, и только по временам у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные планы мировых переворотов;
то он начнет расспрашивать Розанова о провинции, о духе народа, о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво,
до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
Утеснители швейцарской свободы
не знают пределов своей дерзости. Ко всем оскорблениям, принесенным ими на нашу родину, они придумали еще новое. Они покрывают нас бесчестием и требуют выдачи нашего незапятнанного штандарта. В
ту минуту, как я пишу к тебе, союзник, пастор Фриц уезжает в Берн, чтобы отклонить врагов республики от унизительного для нас требования; но если он
не успеет в своем предприятии
до полудня,
то нам, как и другим нашим союзникам, остается умереть, отстаивая наши штандарты.
— Нет, прежде простите меня:
до тех пор
не скажу.
Заяц швырял и ногами и ушами: неоценимые заслуги Москвы и богопротивные мерзости Петербурга так и летели, закидывая с головы
до ног ледащинького Пархоменку, который все силился насмешливо и ядовито улыбаться, но вместо
того только мялся и
не знал, как подостойнее выйти из своего положения.
— Он даже, подлец,
не умел резать в
то время, когда надо было все вырезать
до конца.
Час был поздний, и стали прощаться. Кажется, уж
не из чего бы начаться новым спорам, но маркиза в два слова дошла с Бычковым
до того, что вместо прощанья Бычков кричал...
Все это слабо освещалось одною стеариновою свечкою, стоявшею перед литографическим камнем, за которым на корточках сидел Персиянцев. При этом слабом освещении, совершенно исчезавшем на темных стенах погреба и только с грехом пополам озарявшем камень и работника, молодой энтузиаст как нельзя более напоминал собою швабского поэта, обращенного хитростью Ураки в мопса и обязанного кипятить горшок у ведьмы
до тех пор, пока его
не размопсит совершенно непорочная девица.
Но, несмотря на
то, что в этих отношениях
не было ни особенной теплоты, ни знаков нежного сочувствия, они действовали на Розанова чрезвычайно успокоительно и
до такой степени благотворно, что ему стало казаться, будто он еще никогда
не был так хорошо пристроен, как нынче.
Но пока это ходило в предположениях, к которым к
тому же никто, кроме Рогнеды Романовны,
не изъявлял горячего сочувствия, маркиза столкнулась у Богатыревой с Ольгою Сергеевной Бахаревой, наслушалась от
той, как несчастная женщина бегала просить о защите, додумала три короба собственных слов сильного значения, и над Розановым грянул суд, ошельмовавший его заочно
до степеней самых невозможных. Даже самый его либерализм ставился ему в вину. Маркиза сопела, говоря...
Пока мы
не будем считать для себя обязательным участие к каждому человеку,
до тех пор все эти гуманные теории — вздор, ахинея и ложь, только вредящая делу.
На основании новых сведений, сообщенных Ольгою Александровною о грубости мужа, дошедшей
до того, что он неодобрительно относится к воспитанию ребенка, в котором принимали участие сами феи, — все нашли несообразным тянуть это дело долее, и Дмитрий Петрович, возвратясь один раз из больницы,
не застал дома ни жены, ни ребенка.
— Позвольте. Оставьте ей ребенка: девочка еще мала; ей ничего очень дурного
не могут сделать. Это вы уж так увлекаетесь. Подождите полгода, год, и вам отдадут дитя с руками и с ногами. А так что же будет: дойдет ведь
до того, что очень может быть худо.
— Пока вы
не устроите вашей жены,
до тех пор вы мне
не должны ни о чем говорить ни слова.
Если любовь молоденьких девушек и страстных женщин бальзаковской поры имеет для своего изображения своих специалистов,
то нельзя
не пожалеть, что нет таких же специалистов для описания своеобычной, причудливой и в своем роде прелестной любви наших разбитых женщин, доживших
до тридцатой весны без сочувствия и радостей.
Собственные дела Лизы шли очень худо: всегдашние плохие лады в семье Бахаревых, по возвращении их в Москву от Богатыревых, сменились сплошным разладом. Первый повод к этому разладу подала Лиза,
не перебиравшаяся из Богородицкого
до самого приезда своей семьи в Москву. Это очень
не понравилось отцу и матери, которые ожидали встретить ее дома. Пошли упреки с одной стороны, резкие ответы с другой, и кончилось
тем, что Лиза, наконец, объявила желание вовсе
не переходить домой и жить отдельно.
Полиньке Калистратовой Лиза никаких подробностей
не рассказывала, а сказала только, что у нее дома опять большие неприятности. Полиньке это происшествие рассказала Бертольди, но она могла рассказать только
то, что произошло
до ее ухода, а остального и она никогда
не узнала.
— Хороший, Анна Львовна, да только все-таки лучше подождемте. Он может здесь бывать, но
не жить пока… понимаете, пока мы
не окрепли. А тогда всех, и его и всех, кто у него живет, всех примем.
До тех пор вот Грабилину уступим три комнаты: он один может платить за три.
— Позвольте, господа, — начал он, — я думаю, что никому из нас нет дела
до того, как кто поступит с своими собственными деньгами. Позвольте, вы, если я понимаю,
не того мнения о нашей ассоциации. Мы только складываемся, чтобы жить дешевле и удобнее, а
не преследуем других идей.
— Э! полноте, Белоярцев! Повторяю, что мне нет никакого дела
до того, что с вами произошел какой-то кур-кен-переверкен. Если между нами есть, как вы их называете, недоразумения, так тут ни при чем ваши отрицания. Мой приятель Лобачевский несравненно больший отрицатель, чем все вы; он даже вон отрицает вас самих со всеми вашими хлопотами и всего ждет только от выработки вещества человеческого мозга, но между нами нет же подобных недоразумений. Мы
не мешаем друг другу. Какие там особенные принципы!..
— Нет, это чудак, ваше благородие, баран, что
до Петрова дня матку сосет, а мы здесь в своем правиле. На нас также
не ждут. Моя речь вся вот она: денежки на стол, и душа на простор, а
то я завтра и в фартал сведу.
— Да
не в
том, а что ж это: все это
до голой подробности, как в курсе акушерства, рассказывается…
Катерине Ивановне задумалось повести жизнь так, чтобы Алексей Павлович в двенадцать часов уходил в должность, а она бы выходила подышать воздухом на Английскую набережную, встречалась здесь с одним или двумя очень милыми несмышленышами в мундирах конногвардейских корнетов с едва пробивающимся на верхней губе пушком, чтобы они поговорили про город, про скоромные скандалы, прозябли, потом зашли к ней, Катерине Ивановне, уселись в самом уютном уголке с чашкою горячего шоколада и, согреваясь, впадали в
то приятное состояние, для которого еще и итальянцы
не выдумали
до сих пор хорошего названия.