Неточные совпадения
— Геша
не будет так дерзка, чтобы произносить приговор
о том, чего она сама еще хорошо
не знает.
Даже ярмарочные купцы, проезжая на возах своего гнилого товара,
не складают тогда в головах барышей и прибытков и
не клюют носом, предаваясь соблазнительным мечтам
о ловком банкротстве, а едут молча смотря
то на поле, волнующееся под легким набегом теплого ветерка,
то на задумчиво стоящие деревья,
то на тонкий парок, поднимающийся с сонного озерца или речки.
Редко самая заскорузлая торговая душа захочет нарушить этот покой отдыхающей природы и перемолвиться словом с товарищем или приказчиком. Да и
то заговорит эта душа
не о себе,
не о своих хлопотах, а
о той же спокойной природе.
Говорю вам, это будет преинтересное занятие для вашей любознательности, далеко интереснейшее, чем
то,
о котором возвещает мне приближение вот этого проклятого колокольчика, которого, кажется, никто даже, кроме меня, и
не слышит.
— Да,
не все, — вздохнув и приняв угнетенный вид, подхватила Ольга Сергеевна. — Из нынешних институток есть такие, что, кажется, ни перед чем и ни перед кем
не покраснеют.
О чем прежние и думать-то, и рассуждать
не умели, да и
не смели, в
том некоторые из нынешних с старшими зуб за зуб. Ни советы им, ни наставления, ничто
не нужно. Сами всё больше других знают и никем и ничем
не дорожат.
— Те-те-те! ты, брат,
о грязных-то наклонностях
не фордыбачь.
Белинский-то — хоть я и позабывал у него многое — рассуждает ведь тут
о человеке нравственно развитом, а вы, шуты, сейчас при своем развитии на человечество
тот мундир и хотите напялить, в котором оно ходить
не умеет.
— Что высокий! Об нем никто
не говорит,
о высоком-то. А ты мне покажи пример такой на человеке развитом, из среднего класса, из
того, что вот считают бьющеюся, живою-то жилою русского общества. Покажи человека размышляющего. Одного человека такого покажи мне в таком положении.
Кто жил в уездных городах в последнее время, в послеякушкинскую эпоху, когда разнеслись слухи
о благодетельной гласности,
о новосильцевском обществе пароходства и победах Гарибальди в Италии,
тот не станет отвергать, что около этого знаменательного времени и в уездных городах, особенно в великороссийских уездных городах, имеющих
не менее одного острога и пяти церквей, произошел весьма замечательный и притом совершенно новый общественный сепаратизм.
С
тех пор Лурлея начала часто навещать Женни и разносить
о ней по городу всякие дрязги. Женни знала это: ее и предупреждали насчет девицы Саренко и даже для вящего убеждения сообщали, что именно ею сочинено и рассказано, но Женни
не обращала на это никакого внимания.
Мы должны были в последних главах показать ее обстановку для
того, чтобы
не возвращаться к прошлому и,
не рисуя читателю мелких и неинтересных сцен однообразной уездной жизни, выяснить, при каких декорациях и мотивах спокойная головка Женни доходила до составления себе ясных и совершенно самостоятельных понятий
о людях и их деятельности,
о себе,
о своих силах,
о своем призвании и обязанностях, налагаемых на нее долгом в действительном размере ее сил.
— А им очень нужно ваше искусство и его условия. Вы говорите, что пришлось бы допустить побои на сцене, что ж, если таково дело, так и допускайте. Только если увидят, что актер
не больно бьет, так расхохочутся, А
о борьбе-то
не беспокойтесь; борьба есть, только рассказать мы про
ту борьбу
не сумеем.
Какие этой порой бывают ночи прелестные, нельзя рассказать
тому, кто
не видал их или, видевши,
не чувствовал крепкого, могучего и обаятельного их влияния. В эти ночи, когда под ногою хрустит беленькая слюда, раскинутая по черным талинам, нельзя размышлять ни
о грозном часе последнего расчета с жизнью, ни
о ловком обходе подводных камней моря житейского. Даже сама досужая старушка-нужда забывается легким сном, и
не слышно ее ворчливых соображений насчет завтрашнего дня.
Но в эту эпоху ни Репетилов
не хвастался бы
тем, что «шумим, братец, шумим», ни Иван Александрович Хлестаков
не рассказывал бы
о тридцати тысячах скачущих курьерах и неудержимой чиновничьей дрожке, начинающейся непосредственно с его появлением в департамент.
— О-о! он очень здоров, ему это ничего
не значит, — отвечала Розанова
тем же нежным голосом, но с особым оттенком.
— Преподаванием?
О нет! Там уже некогда.
То неделю нужно править, а там архиерейское служение. Нет, там уж
не до
того.
— Нет, вы
не смейтесь.
То,
о чем я хочу спросить вас, для меня вовсе
не смешно, Евгения Петровна. Здесь дело идет
о счастье целой жизни.
— И
не кажи лучше. Сказываю тебе: живу, як горох при дорози: кто йда,
то и скубне. Э! Бодай она неладна була, ся жисть проклятая, як
о ней думать. От пожалел еще господь, что жену дал добрую; а
то бы просто хоть повеситься.
Дарью Афанасьевну очень огорчала такая каторжная жизнь мужа. Она часто любила помечтать, как бы им выбиться из этой проклятой должности, а сам Нечай даже ни
о чем
не мечтал. Он вез как ломовая лошадь, которая, шатаясь и дрожа, вытягивает воз из одного весеннего зажора, для
того чтобы попасть с ним в другой, потому что свернуть в сторону некуда.
То Арапов ругает на чем свет стоит все существующее, но ругает
не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и
не так, как ругал сам Розанов, с сознанием какой-то неотразимой необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною у рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой мести в глазах, наливавшихся кровью;
то он ходит по целым дням, понурив голову, и только по временам у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные планы мировых переворотов;
то он начнет расспрашивать Розанова
о провинции,
о духе народа,
о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво, до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
— Ну,
о то ж само и тут. А ты думаешь, что як воны що скажут, так вже и бог зна що поробыться! Черт ма! Ничего
не буде з московьскими панычами. Як
ту письню спивают у них: «Ножки тонки, бочка звонки, хвостик закорючкой». Хиба ты их за людей зважаешь? Хиба от цэ люди? Цэ крученые панычи,
та и годи.
«Кто поселится в этом подземелье,
о том и петух
не запоет», — говорит каменщик, сгибаясь под тяжелой ношей.
—
О нет-с! Уж этого вы
не говорите. Наш народ
не таков, да ему
не из-за чего нас выдавать. Наше начало
тем и верно,
тем несомненно верно, что мы стремимся к революции на совершенно ином принципе.
Ярошиньский всех наблюдал внимательно и
не давал застыть живым
темам. Разговор
о женщинах, вероятно, представлялся ему очень удобным, потому что он его поддерживал во время всего ужина и, начав полушутя, полусерьезно говорить об эротическом значении женщины, перешел к значению ее как матери и, наконец, как патриотки и гражданки.
Вообще было много оснований с большою обстоятельностью утверждать, что политичность Рогнеды Романовны, всех ее сестер и самой маркизы много выигрывала от
того, что они
не знали ничего такого, что стоило бы скрывать особенно ловкими приемами, но умели жить как-то так, что как-то всем
о них хотелось расспросить.
— Весьма замечательная девушка. Я теперь еще
о ней
не хочу говорить. Мне нужно прежде хорошенько поэкзаменовать ее, и если она стоит,
то мы должны ею заняться.
— У всякого есть свой царь в голове, говорится по-русски, — заметил Стрепетов. — Ну, а я с вами говорю
о тех, у которых свой царь-то в отпуске. Вы ведь их знаете, а Стрепетов старый солдат, а
не сыщик, и ему, кроме плутов и воров, все верят.
О том, что делалось в кружке его прежних знакомых, он
не имел ни малейшего понятия: все связи его с людьми этого кружка были разорваны; но
тем не менее Розанову иногда сдавалось, что там, вероятно, что-нибудь чудотворят и суетят суету.
Она, напротив, только укреплялась в своих убеждениях
о необходимости радикального перелома и,
не заходя в вопрос глубоко и практически, ждала разрешения его горстью людей,
не похожих на все
те личности, которые утомляли и в провинции, и на
те, которые сначала обошли ее либеральными фразами в Москве, открыв всю внутреннюю пустоту и бессодержательность своих натур.
Несколько приятелей получали письма, пришедшие на имя Райнера во время его отсутствия, распечатали их и ничего в них
не нашли, хотя
тем не менее все-таки остались
о нем при своем мнении.
Розанов никак
не мог сделать ни одного более или менее вероятного предположения
о том, что будет далее с ним самим и с его семейством?
Но пока это ходило в предположениях, к которым к
тому же никто, кроме Рогнеды Романовны,
не изъявлял горячего сочувствия, маркиза столкнулась у Богатыревой с Ольгою Сергеевной Бахаревой, наслушалась от
той, как несчастная женщина бегала просить
о защите, додумала три короба собственных слов сильного значения, и над Розановым грянул суд, ошельмовавший его заочно до степеней самых невозможных. Даже самый его либерализм ставился ему в вину. Маркиза сопела, говоря...
В опустевших домах теперь пошла новая жизнь. Розанов, проводив Бахаревых, в
тот же день вечером зашел к Лизе и просидел долго за полночь. Говорили
о многом и по-прежнему приятельски, но
не касались в этих разговорах друг друга.
Рассказывать
о своем несчастии Полинька
не любила и уклонялась от всякого разговора, имеющего что-нибудь общее с ее судьбою. Поэтому, познакомясь с Розановым, она тщательно избегала всякой речи
о его положении и
не говорила
о себе ничего никому, кроме Лизы, да и
той сказала только
то, что мы слышали, что невольно сорвалось при первом свидании.
—
О том, что никто
не имеет права упрекать и осуждать женщину за
то, что она живет, как ей хочется.
— Что, вы какого мнения
о сих разговорах? — спрашивал Розанов Белоярцева; но всегда уклончивый Белоярцев отвечал, что он художник и вне сферы чистого художества его ничто
не занимает, — так с
тем и отошел. Помада говорил, что «все это просто скотство»; косолапый маркиз делал ядовито-лукавые мины и изображал из себя крайнее внимание, а Полинька Калистратова сказала, что «это, бог знает, что-то такое совсем неподобное».
— Да, я тогда принимала вас совсем за другого человека; а вы вовсе
не то, что я
о вас думала.
— Ну, это все равно. Дело
не в
том, а вы равнодушны к человеческому горю; вы только пугаете людей и стараетесь при каждом, решительно при каждом случае отклонять людей от готовности служить человечеству. Вы портите дело, вы отстаиваете рутину, — вы, по-моему, человек решительно вредный. Это мое откровенное
о вас мнение.
Калистратова навещала Лизу утрами, но гораздо реже, отговариваясь
тем, что вечером ей
не с кем ходить. Лиза никогда
не спрашивала
о Розанове и как рыба молчала при всяком разговоре, в котором с какой бы
то ни было стороны касались его имени.
На основании новых сведений, сообщенных Ольгою Александровною
о грубости мужа, дошедшей до
того, что он неодобрительно относится к воспитанию ребенка, в котором принимали участие сами феи, — все нашли несообразным тянуть это дело долее, и Дмитрий Петрович, возвратясь один раз из больницы,
не застал дома ни жены, ни ребенка.
— Пока вы
не устроите вашей жены, до
тех пор вы мне
не должны ни
о чем говорить ни слова.
Не говоря
о том, что ее никто
не удерживал в этом заключении, к ней несомненно свободно допустили бы всех, кроме Бертольди; но никто из ее знакомых
не показывался.
— Она очень умная женщина, — говорила Варвара Ивановна
о маркизе, — но у нее уж ум за разум зашел; а мое правило просто: ты девушка, и повинуйся. А
то нынче они очень уж сувки, да
не лувки.
— Посмотрите, так и поймете, что и искусство может служить
не для одного искусства, — наставительно проговорила Бертольди. — Голодные дети и зеленая жена в лохмотьях повернут ваши понятия
о семейном быте. Глядя на них, поймете, что семья есть безобразнейшая форма
того, что дураки называют цивилизациею.
— Тут все дело в узкости. Надо, чтоб
не было узких забот только
о себе или только
о тех, кого сама родила. Наши силы — достояние общественное, и терпеться должно только
то, что полезно, — опять поучал Белоярцев. — Задача в
том, чтоб всем равно было хорошо, а
не в
том, чтобы некоторым было отлично.
Проявления этой дикости нередко возмущали Райнера, но зато они никогда
не приводили его в отчаяние, как английские мокассары, рассуждения немцев
о национальном превосходстве или французских буржуа
о слабости существующих полицейских законов. Словом, эти натуры более отвечали пламенным симпатиям энтузиаста, и, как мы увидим, он долго всеми неправдами старался отыскивать в их широком размахе силу для водворения в жизни
тем или иным путем новых социальных положений.
Время шло; Лиза изредка навещала Вязмитинову, но речи
о том, что ей плохо без Абрамовны, никогда
не заходило.
— Позвольте, господа, — начал он, — я думаю, что никому из нас нет дела до
того, как кто поступит с своими собственными деньгами. Позвольте, вы, если я понимаю,
не того мнения
о нашей ассоциации. Мы только складываемся, чтобы жить дешевле и удобнее, а
не преследуем других идей.
Я хочу говорить
не о себе, а
о вас и, устранив на время все личные счеты, буду с вами объясняться просто как член известной ассоциации с другим членом
той же ассоциации.
О том, что будет впереди, когда эта небольшая казна иссякнет, Мечникова
не задумывалась ни на минуту.